Мисс Дрэйпс, которая ощутимо его стукнула, теперь прошептала ему что-то ухо. Человек спустил обороты и неловко посмотрел на Мойста.

— Простите, сэр, я заговорил вне очереди, — пробормотал он.

— Мистер Бент — хороший человек, мистер Липовиг, — сказала мисс Дрэйпс. — Он перегружает себя.

— Да и всех вас, как мне кажется, — заметил Мойст.

Эта попытка проявить солидарность с трудящимися массами, похоже, не достигла цели.

— Если не можешь выносить жар, убирайся из котла, вот что я скажу, — произнес старший служащий, и за этим последовало общее согласное бормотание.

— Э, я думаю, убираться надо с кухни, — сказал Мойст. — „Убираться из котла“ — это альтернатива, когда…

— Половина главных кассиров на Равнинах работали в этой комнате, — произнесла мисс Дрэйпс. — И теперь еще и несколько управляющих. И мисс Ли, она заместитель управляющего Коммерческого Банка Апсли в Сто Лате, получила работу из-за письма, которое написал мистер Бент. Школа Бента, понимаете. Это многое значит. Если у вас есть рекомендация Бента, вы можете вступить в любой банк, лишь щелкнув пальцами.

— А если вы останетесь, то здесь плата лучше, чем где бы то ни было, — вставил какой-то служащий. — Он сказал Правлению, что если они хотят лучшего, им надо за это платить!

— О, он требовательный, — сказал другой служащий, — но я слышал, что сейчас стремятся к Управляющей Трудовыми Ресурсами в Трубкоценном Банке, и если до этого дойдет, то я не задумываясь выберу мистера Бента. Он, по крайней мере, принимает меня за человека. Я слышал, что она засекает время, сколько люди проводят в туалете!

— Это называют Изучение Времени и Трудовых Движений, — отозвался Мойст. — Слушайте, я уверен, что мистер Бент просто хочет некоторое время побыть один. На кого он кричал, на парня, который сделал ошибку?… Или не сделал, я имею в виду.

— Это был юный Хаммерсмит, — ответила мисс Дрэйпс. — Мы отправили его домой, потому что он немного переволновался. И нет, вообще-то, мистер Бент кричал не на него. Он, вообще-то, не кричал на кого-нибудь. Он… — она остановилась, пытаясь подобрать слово.

— Нес невнятный бред, — закончил служащий, говоривший раньше вне очереди, чем еще раз закрутил очередность, — и не надо всем так на меня смотреть. Вы все его слышали. И он выглядел так, будто увидел привидение.

Служащие возвращались в счетное отделение поодиночке и парами. Они искали везде, таково было всеобщее соглашение, и сильную поддержку получила теория, что он вышел через Монетный Двор, где было довольно оживленно из-за проходящих там работ. Мойст в этом сомневался. Банк был старым, в старых зданиях есть всевозможные щели, а мистер Бент работал здесь…

— Сколько он здесь работает? — поинтересовался он вслух.

Общий консенсус заключался в том, что „столько, сколько себя помним“, но мисс Дрэйпс, которая, похоже, по какой-то причине была хорошо осведомлена по поводу Маволио Бента, высказалась, что он здесь тридцать девять лет, и что он получил работу в тринадцать, просидев на ступенях всю ночь до тех пор, пока на работу не пришел председатель, и впечатлив его своей властью над числами. За двадцать лет он из мальчика на посылках превратился в главного кассира.

— Быстро! — сказал Мойст.

— И никогда не брал выходной по болезни, — заключила мисс Дрэйпс.

— Что ж. Возможно, сейчас он заслужил право на таковой, — ответил Мойст. — Вы знаете, где он живет, мисс Дрэйпс?

— В пансионате Госпожи Торт.

— Правда? Это немного… — Мойст остановился, чтобы выбрать один из нескольких возникших вариантов, — дешево, не так ли?

— Он говорит, что, как холостяку, это ему подходит, — проговорила мисс Дрэйпс, избегая взгляда Мойста.

Мойст чувствовал, как день утекает от него. Но они все смотрели на него. Существовала только одна вещь, которую он мог сделать для поддержания своего имиджа.

— Тогда, думаю, я должен посмотреть, не отправился ли он туда, — сказал Мойст. На их лицах расцвели улыбки облегчения. Он добавил, — Но, думаю, кому-нибудь из вас стоит пойти со мной. В конце концов, вы его знаете.

Выглядит так, будто я не знаю, подумал он.

— Я захвачу пальто, — выпалила мисс Дрэйпс. Единственной причиной, по которой ее слова вылетели на скорости звука, было то, что она не могла подогнать их еще больше.