— Чашечку чая, святой отец? — раздался голос рядом с ним. Это была полная женщина, руководящая отделением старых номеров „Таймс“, которой он понравился, как только снял перед ней свою шляпу. У нее было немного мечтательный, слегка голодный вид, который обретают так много женщин определенного возраста, когда они решали довериться богам из-за абсолютной невозможности найти человека, которому можно верить.

— О, благодарю, шештра, — сказал Криббинс, сияя. — И ражве не написано: „Кружка просящего милостыню ценнее несущейся курицы“?

Потом он заметил предусмотрительно маленькую серебряную ложечку, прикрепленную у ней на груди, и что ее сережки были двумя маленькими ножичками для рыбы. Святые символы Анойи, да. Он только что читал о ней в разделе религии. Последний крик моды в эти дни, благодаря помощи молодого Спэнглера. Начала восхождение по ступеням как Богиня Вещей, Застревающих в Ящиках, но в религиозном разделе говорилось, что ее все больше склонны считать Богиней Пропащих Дел, очень выгодная область, действительно очень выгодная для человека с гибким подходом, но, вздохнул в душе Криббинс, проворачивать дела было не слишком хорошей идеей, когда упоминаемый бог был деятельным, в том случае, если Анойя разозлится и найдет новое применение ножу для рыбы. Кроме того, он все равно сможет оставить все это позади. Каким умным парнем оказался этот юный Спэнглер! Льстивый черт! Быстро это не окончится, о нет. Это будет пенсией на всю оставшуюся жизнь. И это будет долгая-долгая жизнь, иначе…

— Принести вам что-нибудь еще, святой отец? — с беспокойством спросила женщина.

— Моя чаша переполнена, шештра, — ответил Криббинс.

Беспокойство на лице женщины усилилось.

— Ой, простите, надеюсь, не пролилось на…

Криббинс аккуратно сомкнул ладони вокруг кружки.

— Я имел в виду, что я более чем доволен, — сказал он, и это было правдой. Это было чертово чудо, вот, что это было. Если бы Ом вот так же протянул бы руку помощи, он бы даже начал в Него верить.

И чем больше об этом думаешь, тем лучше оно становится, сказал Криббинс себе, когда женщина поспешила прочь. Как этот малый это сделал? Наверняка были закадычные друзья. Палач, к примеру, пара тюремщиков…

В задумчивости он с резким звуком снял свои вставные зубы, бережно прополоскал их в чае, потом протер своим носовым платком и принялся с боем вставлять их обратно за пару секунд до того, как шаги сообщили ему о возвращении женщины. Она заметно дрожала от благородного мужества.

— Извините меня, святой отец, но можно попросить вас об услуге? — спросила она, заливаясь краской.

— Ог орск…олочь! Ашт арг огент… — Криббинс отвернулся, и, вопреки хору щелчков и двух диньканий, вставил чертовы протезы как надо. Проклятущие штуки! И зачем ему понадобилось доставать их изо рта старика — он не мог понять.

— Я прошу прощения, шештра, маленькое жубное несчастье… — пробормотал он, поворачиваясь обратно и похлопывая по рту. — Продолжайте, ради богов.

— Забавно, что вы такое сказали, святой отец, — произнесла женщина со сверкающими от волнения глазами, — потому что я принадлежу к маленькой группе дам, которые заправляют, ну, клубом бога месяца. Э… это значит, что мы выбираем бога и верим в него… или в нее, разумеется, хотя мы проводим черту для тех, у кого зубы и слишком много ног, э, и потом мы молимся им в течение месяца, а потом садимся и обсуждаем это. Ну, их ведь так много, правда? Тысячи! Хотя мы, вообще-то, не думали об Оме, но если вы согласитесь немного с нами побеседовать в следующий вторник, я уверена, что мы будем счастливы дать ему стоящий шанс!

Пружины тренькнули от широкой улыбки Криббинса.

— Как твое имя, шештра? — спросил он.

— Беренис, — ответила она. — Беренис, э, Хоузер.

А, и больше не носит имя мошенника, очень мудро, подумал Криббинс.

— Какая замечательная идея, Беренис, — сказал он. — Я сочту это за удовольштвие!

Она просияла.

— Там случайно не будет каких-нибудь печений, Беренис? — добавил Криббинс.

Госпожа Хоузер зарделась.

— Думаю, у меня где-то было несколько шоколадных, — произнесла она, как будто делясь с ним большим секретом.

— Да вострещит Анойя твои ящики, шештра, — сказал Криббнс ей вслед.

Чудесно, подумал он, когда она суетливо выскочила, покрасневшая и счастливая. Он засунул свой блокнот в куртку, откинулся на спинку и прислушался к тиканью часов на стене и тихому храпу попрошаек, которые были обычными обитателями этого места в жаркий полдень. Все было мирно, устроено, организовано, прямо так, как и должно быть.

Это будет его соусником из его завтрашнего дня.

Если он будет очень, очень осторожен.

Мойст пронесся вдоль сводов подземелья к сверкающему в дальнем конце свету. Ему открылась безмятежная картина. Хьюберт стоял перед Хлюпером, время от времени постукивая по трубам. Игорь выдувал какое-то любопытное стеклянное творение над своим маленьким горном, а мистер Клемм, ранее известный как Оулсвик Дженкинс, сидел за своим столом с отрешенным взглядом.

Мойст почувствовал впереди злой рок. Что-то было не так. Это могло быть не что-то конкретное, это была просто чистейшая платоническая неправильность — и ему совсем не понравилось выражение мистера Клемма.