Шрифт:
– Сменил профессию, поменял на адвокатскую? В защитники подался? Теперь не увидим?
– особенность была у человека: когда издевался языком - правый глаз наполовину прикрывался. Редкий тик?
– И ты туда! Давай, бей! Какой из меня адвокат? Разве просился в "общественные"? И не думал, мне адвокатская практика нужна, как в жопе зубы!
– медленно заводился. Злился на начальника определившего в "адвокаты", а злость выливал мастеру. Всё, как у всех.
– Полюбопытствовать хочу: чего зубам в заднице делать?
– Верно, ошибся начальник, ни того общественным назначил, плохой из тебя адвокат, никудышный. Проиграешь процесс, упекут раба божия...
– мастер помянул коллегу по фамилии - на Колыму! А причина в тебе: туго соображаешь. Нужда зубов в жопе: чтобы хватать ртом и задом, двойная прибыль, больше получается. Не переживай, что и как скажешь в судилище не имеет а-аб-солютно никакого значения, нуль. Или веришь в судебную туфту? Хотя бы помнишь, где и когда живёшь? Напомнить?
– Не надо, знаю... Родная, отечественная и незабываемая.
– Послушай судейский анекдот - анекдоты любил и развесил уши.
Прелесть малого числа анекдотов в тональности, интонациях.
Анекдот мастера изрядно оброс бородой, но как всякий интересный анекдот оставался молодым, и достойным быть сыгранным в известном театре стольного града:
– Совецкие времена, судят молодую кассиршу-растратчицу, и по трезвому взглянуть - дело не уголовное, никого не убили... хотя трата государственных средств наказывалась не слабее уголовных.
Было, тратили молодые кассирши "народные деньги", а "самый гуманный суд в мире" отправляя растратчиц на отсидку. Ничего интересного.
Оплату хорошего адвоката девахе не по силам, откуда у растратчицы суммы, а по закону о защите девахе нужно давать адвоката, без адвокатов в стране саветов не судили.
А защищать юную транжирку поручили начинающему адвокату с "лицом кавказской национальности", молодому, неопытному, плох управлявшего русским языком. Грузин.
Что сказать в пользу молодой растратчицы государственных денег, чем оправдать? Гиблое дело, такие дела адвокаты-профессионалы "тухлыми" называют. Не на чем "строить линию защиты" и абсолютно непонятно, какими речами "отвести карающий меч правосудия" от обвиняемой: пусто! Не юристу понятно: проигрышное дело подсунули адвокату "с лицом кавказской национальности", но "отступать некуда, позади..."
Суд шёл своим чередом, речь обвинителя ничего особенно не содержала, и без судь было понятно: растратчица получит норму на отсидку в лагере. Швеёй.
Пришло время адвокату пройти по стопам лучших защитников и кавказец начал
– Уажаеми граждани суди! Ви пасматрель будим на мой падзащитни! Харашо пасматри! Нет, какой красиви деушька! Слова нет! Падсудими пакажи рук, рук пакажи!
– девица, выполняя указания "спасителя" оголила руку настолько, насколько позволяла одежда:
– Нет, ви пасматри, какой эта красиви рук! Слов нет, какой красиви рук! Такой рук не можит браль гасударствений деньга! Падсудими, пакажи груд, груд пакажи!
– ярился и нагревался адвокат. Команду на открытие груди девица выполнила быстро и без смущения, а грудь и в правду была правильной, объёмистой и, следовательно, красивой - ви пасматри на это груд! Вах, какой груд! Слов нет, какой красиви груд! Падсудими, пакажи ног, ног пакажи!
– девица не заставляла себя ждать: обнажённая нога, прекрасная, как и другие явленные взору суда
части тела явилась козырем в "состязательности защиты и обвинения":
– Нет, ви пасматрель на это ног! Вах, слова нет! Такой красиви ног не можит пайди по приступни дарога! Я кончиль!
Судья:
– Я - тоже...
Отравляя сознание подчинённому анекдотом из судейского мира мастер намеревался разрушить начинающуюся карьеру "общественного защитника"? Испортить дебют? И до сего дня, а прошло тридцать лет, не могу придти к однозначному ответу: человек имел желание взбодрить и вдохновить анекдотом, или провалить и опозорить принародно? Как завра идти на судебное заседание с таким анекдотом в памяти!? Ведь это куда хуже, чем отравление алкоголем! Будь заседание через неделю - анекдот, как срезанное растение потерял свежесть и не имел воздействия на смешливость мою. Не будет ли завтра в суде филиал театра "Комедии и сатиры", где в главной роли "спасителя" подсудимого выступит не профессионал, а далёкий от судейского мира человек?
Чутьё не обмануло: веселье, как и ожидал, началось с момента, когда участников "процесса" пригласили в зал судебного заседания.
Действо началось с того, что "общественного защитника", подсудимого и "жертву семейного произвол" усадили на одну скамью, и усаживание чуть-чуть развеселило: "если на одну лавку посадили - ничего страшного в финале не будет, товарищ отделается мелочью" - размера "мелочи" не представлял.
Скамья была настоящей "скамьёй подсудимых": метра четыре длины, и шириною, позволявшей крупнокалиберным задам покоиться без неудобств. Большим и указательным пальцем правой руки произвёл замер толщины лавки и порадовался:
"толстая, шестидесятка будет..." - перевёл толщину лавочной доски из сантиметров в миллиметры - "такая скамья выдержит любое преступление, колото-резаная рана четвёртого верхнего квадранта левой ягодицы пострадавшей такому изделию вес мухи". Седалище было окрашен масляной краской цвета "сурик".
Повторно пришла уверенность: "процесс" кончится полюбовно: а будь иначе - чего усаживать истца и ответчика рядом"?
– семейная пара не походила на "тяжущиеся стороны", скорее выглядела как пара встретившихся после долгой разлуки близких и любящих людей. Мысль "общественный защитник в моём лице лишний" - пришло позже, а тогда рассматривал публику в зале и ждал. Обзор зала не одарил видом человека в синей униформе с погонами работника прокуратуры, из тех, кто всегда и упорно требуют виновному максимальный срок наказания.