– Чёртовы европейцы!

Третий случай из лагерной жизни тётушки таков: в соседнем, мужском лагере, в Эссене, работала русская врач из "немецких прислужников". Врачей от Асклепия позиции "враг/друг" не волновали, у врачей иное: "больной/здоровый", у них "клятва Гиппократа", им наплевать кто ты: враг, или друг. Дело врача - исцелить плоть, а всё остальное - дело политиков и прочих прохвостов.

Как и почему враги доверили русскому доктору работать в лагере? Куда подевались "расовые предрассудки"? Или в прошлых разговорах "о немецком расизме" много вранья?

Комендант лагеря, как любой комендант такого заведения, был страшной скотиной, но кто и когда видел гуманных комендантов лагерей? В те времена в лагере, будь то немецкий, или какой иной, комендант-гуманист применения не находил.

Комендант обожал привычку забивать лагерников насмерть. Доставлял себе "удовольствие", но поскольку это всё же Европа, то на каждый случай смерти заключённого составлялся акт с подписью лагерного врача. Нельзя убивать без акта! И русская женщина взбунтовалась:

– Ты людей убиваешь, а я должна прикрывать твои зверства "липовыми" актами? Не будет этого!
– время - военное, она - всего лишь врач из русских, сама на "птичьих правах"!

И опять странность: начальник лагеря, этот символ беспредельной власти во вверенном лагере, воплощение силы "нового порядка" - отступил!

Мог комендант применить власть к взбунтовавшейся русской врачихе и что угодно с ней сделать, но почему-то не применил? Приспешница ты, никто по сути, но комендант ничего с ней не сделал! Испугался? Чего? И другая странность: в Гестапо на "предмет усмирения" бунтарку не таскали, и вообще никто и ничего не сказал взбунтовавшейся русской медичке по теме её протеста! В паре с ней работал немецкий врач, и настолько был очарован смелостью русской коллеги, что, не раздумывая, предложил ей "руку и сердце"! Она не отказала, и всё это случилось в славном городе Руре в "грозном пламени войны".

Что сегодня думаю о Гестапо? Рядовая организация, но дураки в Гестапо не держались...

– ... дураки туда и не попадали... дуракам в Гестапо дороги заказаны...

Убивали в Гестапо? Убивали, ныне в рядовом и "родном" отделении милиции можно лишиться жизни проще и скорее, чем в чужом вражеском Гестапо времён войны.

– А что делать? Пьяная сволочь из "своих", изрыгающая хулу на "стражей порядка" не должна рёбрами рассчитываться за хамство?

– Пустое занятие: бить пьяных дураков, кои не осознают своей дури. Осознающий свою дурь - уже умный, а из тех выходит неосознанная хула, психика у них "сдвинута". И те, кто бьёт "сдвинутых" - не лучше избиваемых. Картина "двойного заболевания".

– Как это понимать: "двойное заболевание"?

– Просто: пьяная скотина изрыгает хулу на "стражей порядка", какие они ни есть? Изрыгает! Но "в состоянии алкогольного опьянения", трезвым живёт с пожатым хвостом. Это болезнь. Когда "работники органов" мудохают больных - и они нездоровы. Как иначе? Что в итоге?

– Ничего нового! В "воспитательных целях" хулителям отбивают бока, в итоге "полное взаимопонимание" и все довольны...

Глава 102.

"...смещение времени и пространства..."

Дорогой читатель, обрати внимание: ужасные события, "краем глаза" виденные в зиму сорок первого-второго - излагаю в конце повести. По писательским законам их следовало пустить где-то в начале ноября месяца, но не в августе сорок третьего, и причины такого "сбоя" объяснить не берусь.

Окончание прогулки в зиму сорок второго грустное: как-то вырвавшись из окружения в четырёх стенах с большим боем за овладение валенками сестры, а "бой" происходил солнечным утром, преодолев любовь сестры к валенкам и завоевав их на время, радуясь победе и не задумываясь о направлении прогулки - двинулся в город. Улица, по которой ноги несли засидевшееся тело - с уклоном, и процесс несения совешался лёгко и свободно.

Ах, недокормленное детство, может потому лёгкое, подвижное и счастдивое!

Курс обучения грамоте окончился, сестра сидела дома и дарила радостные мысли братцу: "зачем ей валенки, если никуда идти не нужно"!?
– наконец-то никакими условиями валенки не были привязаны к ногам сестры!

За одно проводил "ходовые испытания" нового зимнего пальто с верхом из сукна от немецкой шинели, но на русской вате.

Да простит меня читатель, если таковой найдётся, но гимн пальто с "верхом" из серовато-зелёного сукна от немецкой солдатской шинели, а всё остальное - "совецкое" - пропою! Если где-то повторюсь, прославляя столь необходимый предмет гардероба - такое совершу по причине неумения излагать мысли. В написании гимна пальто за помощью к бесу обращаться не стану.

Как могла попасть немецкая солдатская шинель с дыркой от пули к оккупированным "советским" гражданам? Кража? Сняли с убитого? Мародёрство? Или живые оккупанты от неё избавились по суеверной причине: "не защитила владельца"!
– и никто другой уже не хотел ею пользоваться? Не знали, что шинель с дыркой от пули приобрела волшебные свойства? Почему среди оккупантов не нашлось ни единого, кто знал бы, что две пули в одну шинель никогда не влетают? И если враги избавились от шинели сознательно, то как? Отдали за "данке шёен? Продали? Пропили? И если пропили, то, за какое количество бутылок русского самогона? И какого качества самогон? Хлебный "первач" не менее 86% или "фальсифицированный "свекольничек"?