тебя много правили. Слова ты выбирал долго и внима-

тельно, каждое тщательно взвешивал и раздражался, когда редактор менял или переставлял эти точно най-

денные слова и продуманные фразы. Мне, у которой

слова выскакивали легко и быстро, твой педантизм был

251

непонятен — лишь бы донести эмоцию и мысль, ведь, в конце концов, это всего лишь газетная статья, не литература.

Я тоже должна была читать эти тексты. Но совсем

мало тебя хвалила. Вообще я всегда была скупа на

похвалы. Говорят, я такой и осталась — и с подчинен-

ными, и даже с детьми. Но это я понимаю сейчас.

А тогда мне казалось, что я достаточно тебя хвалю.

Куда уж больше.

Сережу стараюсь хвалить за всё. Еще в Москве он

познакомился с моей десятилетней Соней — цинич-

ной и острой на язык особой. Она о чем-то расспра-

шивала его, подкалывала, иронизировала, привычно

хвасталась своим интеллектуальным превосходством —

но без большого размаха, все-таки немного стеснялась.

Когда Соня вышла, он сказал:

— Ей потом будет очень трудно найти себе

мужчину.

— Почему? Она умная и красивая.

— Ну какому мужчине понравится, когда его вот

так ставят на место? Кто захочет такую критику

слушать от женщины?

Ого. Я усвоила урок.

Сережа установил мне дополнительный интернет-

порт, который теперь добивает до дальних комнат. Гени-

ально! Отлично вел мою машину и здорово ее

припарковал. Потрясающе — я никогда бы не выехала

отсюда, а сюда никогда бы не влезла! Купил и ввернул

какие-то цветные лампочки, которыми можно управ-

лять дистанционно через приложение в айфоне, —

просто чудо! Через программу удаленного доступа из

ЮАР почистил мне почту. Невероятно — у меня

теперь есть мой личный джеймсбондовский Кью.

252

Я ведь живу в далеком будущем, в цифровой

реальности, окруженная айфонами, айпадами и всевоз-

можными дигитальными приложениями. Ох, как было

бы здорово, Иванчик, поговорить с тобой сегодня про

футуристические фильмы. Что сбылось, а что нет.

И кто из режиссеров точнее всех предугадал и выстроил

фантастический мир, в котором мы теперь живем.

Мне легко подсчитать, сколько времени прошло

со дня твоей смерти: ты умер через две недели после

рождения моего сына Ивана. Вчера, кстати, я показы-

вала Ивану “Назад в будущее” и “Назад в будущее — 2”.

И в очередной раз поразилась, как ты похож на юного

Майкла Джея Фокса. Мужчина-мальчик в джинсовом

костюмчике, с порывистой танцующей пластикой

и острым взглядом светлых глаз. Ты был, конечно, красивее, нервнее, старше, суше, тоньше — и в твоих

глазах было больше тоски. Но всё равно моментами

возникала иллюзия, что я отправляюсь в прошлое.

Я смотрела на возрастной грим Майкла Джея

Фокса и думала: неужели ты был бы сейчас таким?

Ну уж нет. Скорее ты был бы похож на нынешних

Боуи, Барышникова и Иствуда — на всех сразу. Все

трое красиво постарели. Ты бы сказал — заматерели.

Нет, всё равно не могу, не хочу думать о тебе

старом.

Недавно я показала Сереже “Летят журавли”, один из наших с тобой любимых фильмов. Сказала ему, что это обязательно надо смотреть, если он интересует-

ся операторами. Он удивился:

— С чего ты взяла, что я интересуюсь операторами?

И в самом деле, с чего я взяла? Я рассказала ему

про Урусевского, но он не досмотрел даже до кружа-

щихся берез, быстро заскучал, спросил, не хочу ли

я все-таки попытаться въехать в “Игру престолов”.

Я попыталась. Не вышло.

Я всё равно не могу превратить его в тебя.

Да и не надо.

Когда мы с тобой посмотрели “Неотправленное

письмо”, тебя поразило, как грандиозная форма —

прежде всего операторская работа, игра света —

сокрушила и без того маловыразительный сюжет, обессмыслила содержание и своей бешеной энергией

почти разорвала пленку. Ты называл эту картину едва

ли не самой великой неудачей в советском кино, рисовал мизан-сцены на своих карточках, говорил