— На сто ртов. А давно они здесь? — спросил Василий.

— Кто здесь? — спросил Кулаков.

— Экспедиция давно прибыла?

— Не было никакой экспедиции, кроме тебя.

— Извини, пожалуйста, товарищ Кулаков, я побегу, — сказал Василий.

— Значит, на сто ртов, — повторил себе. Григорий Иванович и пошел по берегу озабоченный, вдохновленный, исполненный сознания своей важной миссии, как хозяин самого главного — еды.

На базе Золотопродснаба Василий удостоверился, что экспедиция действительно не прибыла и никаких сведений о себе не давала. Но слух доходил о ней из Иркутска.

Василий пошел на телеграф.

Телеграфист с изумлением прочитал необыкновенную телеграмму в четыре адреса — в Якутск, Усть-Кут, Иркутск и в Москву:

— Вы и есть Зырянов? — спросил телеграфист, он же и начальник почтово-телеграфной конторы, широколицый якут с большими серьезными глазами. Он отлично помнил Зырянова.

— Вот паспорт и удостоверение.

Телеграфист внимательно прочитал в документах все, что в них было написано и напечатано. Потом деловито спросил, как будто это входило в его обязанности:

— Теперь приехали нефть добывать?

— Так, — ответил Василий уклончиво и протянул деньги. — Я очень тороплюсь. Я уплачу и уйду.

— Я тоже тороплюсь, — телеграфист сел к аппарату Морзе, — разве вы не видите? Когда получите деньги, не забудьте уплатить мне девять рублей пятьдесят копеек. Меня зовут Илья. — Он подумал и добавил: — Илья Антошин.

Удивленный Зырянов подержал деньги и спрятал.

— Спасибо, товарищ Антошин. Я не забуду!

— Желаю удачи! — благодарно воскликнул Илья Антошин. Он чувствовал, что поддержал дело черендейской нефти, и Зырянов оценил его поддержку.

В конторе эвенкийской кооперации было безлюдно. Кулаков и бухгалтер ходили по базе. Григорий Иванович указывал:

— Сахар весь для экспедиции. Крупу вот эту.

— Пойдем, товарищ Кулаков, поговорим, — сказал Василий.

— Так ты оформляй, — сказал Григорий Иванович бухгалтеру.

— Вот какое дело… Экспедиция где-то на пути застряла, со всем своим снаряжением. И деньги там… Что делать? Если можешь, Григорий Иванович, я тебя прошу: готовь, пожалуйста, продукты, чтобы я мог двинуть людей, как только они прибудут.

— Выделяют тебе. Ты сам видел, — сказал Кулаков.

— Ты меня не понял. Я прошу, чтобы ты кредитовал мне… Неизвестно, когда подвезут деньги…

— Так я же говорю, это мне уже известно, — сказал Григорий Иванович. — А вот нет у меня дерева для лодок. Придется тебе взять в Затоне. Директор даст тебе. Подсчитал? — крикнул он бухгалтеру.

— Всего на двадцать пять тысяч, — сказал бухгалтер.

— Больше не могу. Под суд пойду, — сказал Григорий Иванович.

— Спасибо, Григорий Иванович! Теперь думаю пойти в Затон, по твоему совету.

— Не надо спасибо, не для тебя делаю. Когда я тебе советовал идти в Затон?

— Только что. Минуты еще ист.

— Не советовал я тебе идти в Затон. Зачем? На почте скажут директору Затона, что Зырянов приехал, он сам придет к тебе.

— Неудобно, Григорий Иванович. У него просить — к нему идти.

— Не для себя просишь. Это ему честь, если он поможет вам. Вот насчет лошадей придется тебе самому сходить к народу, потолковать с колхозниками. Это вечером сделаем. Но смотри не забирай лошадей! Ведь их придется кормить. Пускай их покормят в колхозе до самой отправки.

Всего через три дня на берегу раскинулась обширная лодочная верфь, недалеко от Затона. Плотники, отряженные колхозом, строили по чертежам Зырянова большие, трехтонные лодки.

Они строили, но были недовольны и осуждали то, что строили. Зырянов не слушался местного опыта, и все на него сердились, даже Григорий Иванович.

— Ведь это куда?.. Где на каждом километре три-четыре переката и пороги и ни один смельчак не ходил ни на каком ином корабле, кроме как на берестянке грузоподъемностью в полтора пуда!

Лишь на одиннадцатый день прибыла нефтяная группа со своим снаряжением, на спаренных двух карбазах. Но буровой станок они не привезли — он утопил бы лодки. Его погрузили в Жигалове на большой карбаз, предоставленный группе золоторазведки. Руководство экспедиции ехало с золоторазведкой, считая ее основной. Где они сейчас, оставалось неизвестно.