Пришлось и поглубже бродить. Нарты залило поверх досок. Тюки обледенели хорошо, сразу, и через лед не приняли много воды вовнутрь. Хозяева не потревожились. Но нарты тяжелые, продавили тонкий лед под водой и провалились. По счастью, нижний лед оказался неглубоко.

В глазах у оленей были смертный страх и кротость. Люди тоже искупались по шею.

Николай Иванович стал зябнуть на ночлегах. Он угадывал причину в перемене корма. Два лета и вторую зиму кормился дивно и сладко: чай с сахаром пил, русского хлеба съедал килограмм или два, так что животу нужно и ногам тяжко становилось, голова болела. А теперь всему телу стало быть и зябко.

А прежние сорок лет едишку ел христианскую: рыбку в разных видах весь день и весь год, при случаях — дичину. И никогда не зябнул ни в доме своем, ни на Теплой реке, ни на Великой наледи ночлегом.

Хозяева обоза каждый вечер ставили мягкие повалуши-спаленки. Они владели вещами несказуемыми — слов нет сказать о них и названия нет. Они ум свой изощрили сладкой едой и такими хитроскладными предметами, какие ввек не измыслить одному человеку; но свое тело содержали нечисто, как звери.

Николай Иванович сознавал, что они во многом превосходили его, но только — от бога ли? Может быть, от нечистого?

Они в повалушах валились во всех одеждах, что надели еще в Якутске, и все дни проходили в них, ни разу и не сымали, ни на одну ночь: в меховых штанах и ферязях в меховые мешки залезали. Платье на них должно было заколеть и не греть, а отымать тепло.

На Хандыге-реке водка затвердела.

Ехали молча по темному дну расщелины в камне (якутские говорят: ущелье в горах) и над собою не видели тусклого, бессолнечного неба — тяжелые меховые шапки, куколи, шарфы не пускали задрать голову.

Стало трудно изготовить костер. Топор отскакивал от дерева и не мог войти, а дерево звенело под ударом и рассыпало искры. Замерзшее железо было как стекло, а дерево — крепче железа, и лезвие топора могло брызнуть своими осколками.

Николай Иванович обламывал сучья и складывал из них костер. Ничтожный красный язычок от спички мгновенно замерзал на сучьях, его следовало беречь и холить. Хилый огонек прилипал к дровам; наконец, дрожащий и посиневший от холода, он жался и вяло полз, не имея силы подняться под тяжестью замороженного воздуха.

Через несколько дней еще выше, в ущельях, не стало и такого костра среди черных, голых скал, не хватило запасенных дров. Ели хлебные, масляные, мясные камни, понемножку отмачивали во рту, кусочками льда напивались. Освещались от серебряного сияния гор, а небо чернело к ночи наглухо.

Николай Иванович хоть перезяб от безрыбицы, но каждую ночь сымал все платье до последнего и спал в мешке меховом двойном — шерстью внутрь и наружу.

Тракторы вышли из Якутска через месяц после торгового обоза с Николаем Ивановичем. Их было шесть тяжелых машин на гусеницах.

Якутское правительство придавало большое значение этой маленькой экспедиции, да и Москва запрашивала о ней: по тем временам колонна из шести гусеничных машин была даже очень большой, а в Якутии — исключительной.

Несколько организаций заботилось о тщательной подготовке всего необходимого для небывалого похода. Трактористов снабдили даже часами, которых было в якутских магазинах в то время немногим больше, чем гусеничных тракторов.

Председатель Совнаркома интересовался одеждой и обувью трактористов. Они не могли, подобно их проводникам, бежать рядом со своими тракторами, чтобы согреться время от времени, как бегают все путешественники рядом со своими нартами и оленями. Трактористы могли замерзнуть в своих высоких креслах, под железной крышкой, — никакая русская шуба не поможет им. Приходилось завернуть их в меховые одеяла.

Но между тем, по словам трактористов, машина не позволит им всю дорогу просидеть в креслах, закутавшись в одеяла и не слезая с машины весь день.

Эта проблема обсуждалась в хозяйственных и культурных центрах республики и в частных домах столицы, в партийных учреждениях и в правительстве. Ошибка или недосмотр, упущение в одежде или обуви трактористов могли причинить республике и всей стране миллионные убытки, без преувеличения, и, кроме того, сорвать планы Главзолота, отразиться на планах второй пятилетки.

Решено было: изготовить для трактористов, как людей молодых, здоровых и сильных, испытанный в старину дорожный костюм путешествующего верхом, довольно удобный даже для ходьбы на лыжах, довольно легкий и довольно теплый.