И что трудов на пять лет хватило бы — обещалися исполнить в четыре года. Это особенно понравилось Николаю Ивановичу. За всеми не утерпел — взошел на лобную подвысь и обещался не отставать от народа. Говорил свое слово истово, и его узнал народ и слушал с охотой.

— До конца пятилетки обещай! — закричали.

Николай Иванович грянул голосом во всю силу:

— Чаюся до конца пятилетки!

И весь народ щелкал, как в театре.

А на другом собрании в том же клубе попросили уйти, так и не понял почему.

Собрания чрезвычайно привлекали его. Даже перестал спешить на восток и зажился в Якутске. Каждый вечер ходил в клуб.

Ему удалось побывать и на заседании думном, боярском. Трудно сказать, каким образом.

На людей смотрел: как они — шел скоро, и разговаривал со старцем одним. У того и бороденка кой-какая была, а глаза смотрели через махонькие оконца; но в них не стекло бесценное, тонкое, сквозь которое все видно хорошо и вправду, как сквозь лед, — в очках простые камешки алмазные оглаженные вставлены, какие и в Русском жиле вставляют в оконца вместо льдинок, и через те алмазы чудится все вдвое, так что дети в Русском жиле пугаются, завидя на дворе двух маменек или разом двух тятенек. Пока не привыкнут, подрастая.

Охраняющий в дверях большого дома, двухпотолочного, каменного, посмотрел на старца и на Николая Ивановича и обоих с почетом пропустил, отступя от двери.

За разговором по ковровой лестнице чуть с ноги не сбился, под вторые потолки взошел, аж под самые верхние. И там палата дивно велика и во всем устроена по-государски. Во всю палату стоит стол невиданной длины, красной полстью крытый, содвинут с малым столом, яко алый крест.

Но тот крест неправильный, не такой, как в Русском жиле.

Овдоль стола заседали люди русские и якуты, в одежонках простых. А вверху креста перед всеми лицами введенный боярин председает один за малым столом (но и малый стол тоже очень большой) — голова заседания — и потому величается председателем.

Они советовались промеж собой и государили советно якутским царством; а за Русь держатся крепко.

Все слушали старца. Паужнать стали — чаю отпили, и старец похлебал, говорить не переставая; у людей могло и в ушах засохнуть, а он частил-таки числа неисчислимые и все толковал со счетом, бог ему судия, — за ним не счесть всем народом. Николай Иванович, один стараясь, не успел; понемногу и уснул.

Очнулся, заслышав тревожное слово «тракторы».

Укоряли одного за то, что летом не отослал некие котлы и драги на Индигирку. Ему виниться, он же пенял начальнику тракторов. Драги-де претяжелые, котлы-де неделимые, никакими-де табунами лошадей не перетащить на Индигирку через горы: под силу тракторам, больше никому.

Начальник тракторов отпихивал вину на трактористов: сбежали-де, сучьи лапти, без них тракторы не пошли-де, норовистые. Ныне обещается к январю иркутская школа трактористов прислать самых первых выучеников.

Стали вперемежку спорить: по снегу-то тракторы не пройдут. Председатель спросил:

— Летом прошли бы?

Старец ответил:

— Болота-де у вас по колена, нигде не глубже, мерзлота подпирает. На такую мелкую грязь трактору «Потерпелеву» начихать.

Прозвание у тракторов «Потерпелевы», но выговаривали не по-русски, даже не поймаешь ухом: Патерпелеры?.. Вроде так. Понятно, в общем: кару от бога потерпели.

— Эти могучие дьяволы… — так и сказал старец и рта не перекрестил, — эти могучие весом в пять копен ходят на своих гусеничках, как молодая баба в босовичках или в шарканцах — легким шажком. И на глубокий снег им тоже начихать.

Послушать — хвалил он их силу; а по словам выходило — простужливые, способны простыть в болотах и на снегу даже. Как понять? Николай Иванович смекнул: расчихаются — а могут все же до Индигирки пройти; но едва ли до заповедных русских мест, — великими и нужными болотами на сендухе и наледями одолеет дьяволов лихая чихота.

Он без труда узнал, где стояли под навесом, — шесть, одетые с головой в брезентовые повалуши, или по-нонешнему — палатки. Военная охрана с ружьем берегла от них православный люд и ребятишек отгоняла. Дети — дьявола самого хотят руками потрогать.

Мальчишки рассказывали неизмысленное о внешнем виде тракторов и об их всемогущей силе. Спросить бы воина самого, но наставил ружье и не подпустил к себе, обещаясь застрелить до смерти.

Николай Иванович озадачен был всем этим, и под конец озабочен, и впал в раздумье.

Начал к тракторам приходить, каждый день подолгу взирал на палатки, на воина с ружьем — всегда заряжено, перед навесом шагал воин взад-вперед и не отлучался, покуда ему смена не придет. День шагает и ночь шагает с ружьем, неделю шагает, месяц доходит. И начал воин заглядываться на Николая Ивановича.