Один из солдат сразу же взял ее на прицел, но Эдвард остановил его жестом.

– Это даже любопытно, – проговорил он, глядя на местную, стоявшую перед ним на коленях, следом обратившись уже к ней, – Что же ты хочешь?

– Великий господин! Я прошу вас! Можете убить меня, но прошу вас, пощадите моего ребенка, – женщина припала к его ногам, целуя холодный и грязный металл внешней брони, чем уже вызывала у него отвращение таким отсутствием уважения к себе, – Прошу вас, пощадите его, он же ни в чем не виноват…

– Поднимись и посмотри на меня, – приказал Эдвард, и женщина безропотно поднялась, боясь смотреть ему в глаза. Тогда взял ее за подбородок и поднял лицо до того уровня, чтобы его можно было рассмотреть. Ветошь, закрывавшая голову, свалилась, открывая короткую стрижку давно не мытых волос. Металлический отблеск волосам явно придавала работа в цехах по переработке, где трудились многие из трущоб. Это даже не женщина, а девушка, на которую отложили свой отпечаток тяжелый труд и жуткие условия жизни. Он даже чуть улыбнулся ей, не увидев на лице следы мутаций. Затем, оттянув воротник одним пальцем, расплел ветошь, открывая плечи и верхнюю часть груди, но там тоже только чистое, без каких-либо лишних следов, наростов или язв, женское тело.

– Ребенок… – приказал Эдвард, и двое солдат из его личной охраны тут же схватили девушку, снова закричавшую от страха, когда один схватил ее за плечи, не давая двигаться, а второй вырвал визжащий сверток у нее из рук. Частично размотав его, показал барону, но сразу отрицательно покачал головой в ответ. Даже по первому взгляду видны результаты мутаций организма и дрейфа генов.

– Нет! Прошу вас, пощадите! Он ни в чем не виноват! – молодая мать безуспешно дергалась в захвате, только разрывая себе кожу об острые грани боевого костюма, пытаясь дотянуться до истошно кричащего свертка в руках солдата.

– Ее в сортировочный лагерь, – приказал Эдвард, кивнув на девушку, продолжавшую кричать, – Проверить на внутренние мутации. Может быть, еще сможет родить нормального ребенка… А выродка… – солдат бросил вопящий сверток на землю под крики матери, готовой уже разорваться, – в расход…

Он открыл глаза, снова уткнувшись взглядом в дощатый потолок над головой, снова пытаясь осознать грань между сном и реальностью, настолько все было четким и ясным, что сейчас видел перед своим внутренним взором. Снова к нему во сне возвращались воспоминания о давно прошедших днях, словно напоминая, кем же он является на самом деле. Не простым милым пионером, к роли которого начал привыкать, бегающим по поручениям вожатой и играющим на гитаре с рыжеволосой подругой, а холодным и расчетливым командующим, решавшим судьбы миллиардов по собственному усмотрению.

Вздохнув, Эдвард сел на кровати, протирая глаза. Так он и не смог привыкнуть к распорядку дня, несмотря на то, что провел здесь почти половину отведенного ему времени. Организму требовалось гораздо меньше времени для восстановления сил во сне, чем остальным обитателям «Совенка», а такой разницы, какие для всех остальных представляли день и ночь, для него попросту не существовала, даже наоборот, ночь была ему ближе, напоминая о родном мире.

За окном все такая же темнота, освещенная только холодными точками звезд и падающим откуда-то бледным светом ночного небесного тела, спутника планеты под названием Луна. Темный лес, стоявший ближе к горизонту, казался на остальном фоне черным и непроницаемым пятном, бесцветной кляксой расползаясь по более светлому небу и закрывая обзор.

С другой стороны комнаты на своей кровати мирно посапывала Ольга Дмитриевна, из-за духоты в домике сбросившая одеяло слишком низко, открывая взору Эдварда то, что он, в принципе, видеть не должен, но, кажется, вожатая его действительно не стеснялась. Поправив у нее одеяло и натянув его обратно до плеч, Эдвард оделся сам, уже выстраивая в голове план действий на сегодня. Главной целью был Пионер, с которым необходимо разобраться и закрыть все пустующие места в этом паззле. Почему-то чувствовал, что этот человек, кем бы он ни был, является одним из ключиков к загадке всего «Совенка», надо только подобрать правильные вопросы, чтобы подставить их под имеющиеся у него ответы.

Осторожно, чтобы не разбудить вожатую, открыл замок, в звонкой тишине ночи скрипевший даже слишком громко, вышел за дверь и так же закрыл ее за собой. Сейчас снаружи гораздо легче дышать, чем внутри плотно закрытого со всех сторон домика, где собирался спертый воздух. Ночь приносила с собой и облегчение после дневной жары, но с первыми лучами солнца лагерь снова станет настоящей печкой, где даже местные будут прятаться в тени от жаркой погоды.

Эдвард отчетливо слышал даже звуки собственных шагов, идя по пустой аллее мимо пионерских домиков, где спали их обитатели, против воли представляя, что стоит ему только действительно захотеть, и утром здесь уже некому будет просыпаться, только могильная тишина будет висеть лагерем, полным трупов в бело-синей форме. Интересно, Пионер действительно устраивал что-то подобное? Перебить всех обитателей в поисках ответов на свои вопросы? Есть ли в этом какой-то смысл?

Эдвард вспомнил улыбающуюся Мику с ее огромными хвостами ультрамариновых волос, мило болтавшую по любому поводу и без повода. Задорную Ульянку, словно проглотившую реактивный двигатель и не способную остановиться. Скромницу Лену, пугающуюся любого лишнего вопроса, но что-то прячущую в глубине свой души. Добрую и отзывчивую Славю, готовую всегда прийти на помощь, но порой так остро нуждающаяся, чтобы ее саму кто-то поддержал. И, конечно же, Алису, порой похожую на ежика со своими неожиданными выпадами и резким поведением, но такую добрую и наивную, стоит только копнуть чуть глубже. Он не решился причинить им боль в свой первый день здесь, увидев в них то, что сам давно потерял, и, конечно же, не решится и теперь. И никому не позволит… Насколько же надо сойти с ума, чтобы поднять руку на эти проявления самых добрых и нежных чувств, из каких только формируется человеческая душа? Может быть, этот вопрос стоит тоже задать Пионеру?