– Мне нужно закончить отчёты, потом будет некогда, – объяснил он, в тайне завидуя мебели. Карин прошла в комнату, непривычно переминаясь с ноги на ногу. На ней была тёмно-серая трикотажная кофточка в обтяжку с широким вырезом, открывавшим ключицы, и руковами на три четверти, чёрная короткая юбчонка поверх чёрных же укороченных легинсов и широкий пояс с пряжкой-бабочкой, тоже чёрный.

"Как есть, богиня смерти", – любуясь стройной фигуркой, подумал синигами.

– Ты вернёшься ко вторнику? К следующему? – Карин чуть склонила голову, и прядки, невлезавшие в хвост, качнулись.

– Да. Я полагаю, даже раньше.

Девушка улыбнулась.

– Тогда я приглашаю тебя на день рождения! – довольно заявила она. Тоширо вопросительно поднял брови. – На свой и Юдзу, – пояснила брюнетка, а потом хитро добавила: – Я, конечно, тебя в любом случае приглашаю, но, зная тебя, можно догадаться, что специально уходить из общества душ раньше только ради праздника ты бы не стал.

Хицугая выслушал её речь с некоторым удивлением и в конце хмыкнул.

– Так когда, говоришь, отмечаете?

– Ну, вообще, шестого. Но, зная отца, можем начать и пятого.

– Заранее ведь не отмечают, – поразился капитан, но быстро догадался: – А, вы родились в полночь?

– Угадал, – Карин усмехнулась, уперев руки в боки, довольно глядя на друга сверху вниз, – Я – без пятнадцати, а Юдзу – через двадцать минут.

– Так вот почему ты такая пацанка… – протянул Хицугая.

– Эй, с чего такие выводы?! – брюнетка сжала кулак, намереваясь хорошенько приложить наглеца.

Тоширо усмехнулся про себя: ну вот кому что она хотела этим доказать?

– Пятое мая до второй половины двадцатого века был праздником исключительно мальчиков. Это уже после второй мировой его сделали Днём детей.

– Ясно, – девушка о чём-то задумалась.

– Я приду, – Тоширо улыбнулся уголками губ, – обязательно.

Уйдя в общество душ, Хицугая провёл там всю неделю, пока в Японии длились весенние праздники. Начал капитан десятого отряда как обычно с исследовательского центра, куда сдал отчёты и запросы на исследование гигая и образцов рейрёку. Акон долго упирался, утверждая, что рейрёку носителя ничего не даст, но уловив рычание собственного капитана, сдался. Как Хицугая протащил гигай через Киске – вообще отдельная история, но тот наверняка обиделся.

Полный отчёт за прошедшие недели лёг на стол первого, с Кёраку он побеседует позже, когда командующий ознакомится с бумагами.

Мацумото сидела на диване, листая журнал, пока Исе, сидя за её столом, проверяла, как поработала рыжая. Хицугая поздоровался с лейтенантами и попросил Мацумото построить отряд завтра с утра, поскольку день уже приближалась к завершению – слишком он задержался в Каракуре. Вечер капитан посвятил внеплановой ревизии, и некоторым несознательным бойцам всё же попало.

Нельзя сказать, что неделя прошла неспешно, всё-таки его отсутствие сказывалось накопившимися делами. С другой стороны, ни первый, ни двенадцатый отряды не спешили отвечать на запросы Хицугаи, и это нервировало. С учётом того, что Исе приложила свою твёрдую руку к заполнению текущих отчётов, или, скорее, хорошенько приложила Мацумото, у Тоширо оказалось довольно много свободного времени по вечерам, которое капитан решил посвятить тренировкам с Хёринмару. Однако и тут беловолосого ждала засада. Дракон прилежно выполнял требуемые техники, но при малейшей заминке становился каким-то вялым и поникшим. "Как будто ты тоже скучаешь по кому-то, с кем не можешь быть рядом", – думал Тоширо, нежно поглаживая морду ледяного дракона. В результате, и бой не выматывал Хицугаю, и молодой капитан полночи проводил на крыше казарм, разглядывая небо, такое бездонное, тёмное, такое разное, как её глаза.

Каждая ночь начиналась одинаково: Тоширо оставлял в кабинете катану и хаори, вылезал через окно и, развалившись на горизонтальной поверхности кровли, протягивал руку к небу, как бы касаясь, оглаживая его. Затем подносил пальцы к глазам, разглядывая их, проводил по четырём подушечкам пальцев большим, как будто и вправду трогал небо, и на пальцах оставалось это ощущение.

Карин. Её образ преследовал Тоширо всюду, стоило ему сделать паузу в текущих делах, после чего капитан мог надолго зависнуть, уставившись в одну точку. И ладно, если бы это была точка на стене, но, приходя в себя, Хицугая обнаруживал, что смотрит на цветы шиповника, кусты которого в обилии росли вдоль стен казарм, на взъерошенных крапивников, заливисто чирикавших на коньках зданий и заборов, на стайки девушек-синигами, которых почему-то в последнем отрядном наборе было больше, чем обычно. И каждый раз объект внимания подвергался неосознанному, но тщательному сравнению с любимой.

Хицугая завернул за угол и крепко приложился затылком о стенку. Наконец, он сказал это, хотя бы самому себе. Мозайка чувств и эмоций сложилась в узор, выраженный простым словом – любимая. Легче, правда, от этого не стало. Сколько раз он повторял общим знакомым "просто друзья"? Сколько твердил сам себе "как сестра, такая же, как Хинамори"? Вот только толку от этого?

"Влюбился. Как последний дурак... – Тоширо запрокинул голову и закрыл глаза. – А толку?" И действительно, толку от этих отношений? Сегодня легализоваться в мире живых намного сложнее, чем те же двадцать лет назад, а ей в Обществе Душ делать нечего. Если он и решится на то, чтобы перебраться в генсей, то делать это нужно в ближайший год-два, чтобы вписаться поступить в университет одновременно с девушкой, а хорошо бы и пораньше. Но в ближайший год-два, когда двенадцатый отряд напрогнозировал крупную заварушку, он, как капитан отряда, не имеет права бросить Готей и своих бойцов. Дальше же пропасть между его внешним возрастом и ней будет неуклонно расти.