Миша ничего не прокомментировал, он, затаив дыхание, не сводил глаз с деревьев. Он был потрясён, да – он всячески опасался преступников, хотя сам не раз крал жвачки из супермаркетов, ну кто из нас так не делал? Но у этой воровки не было в глазах блеска наживы – она была совершенно хладнокровна, словно она бывалый рецидивист, и украсть кошелёк для неё, как раз плюнуть. Но она так юрка, так спокойна – решилась воровать у тех, кто воров и капитал всячески презирает. А может, Миша был потрясён, потому что в первый раз видел самое настоящее ограбление, которое незнамо, почему затмило всё, что было с ним до этого. Он по логике тоже был преступником, а увидеть себе подобного – уже какая-то радость. Орлов думал о загадочной воровке всю оставшуюся часть пути, его уже не раздражало изобилие цвета крови, даже Виктория подметила, что её напарник совершенно неразговорчив.

В последний момент его шокировал тот факт, что гостиница находилась в смежном здании с тюрьмой. Оба здания носили название «Кресты». – Зато около Невы, – оптимистично сказала Виктория.

«Та воровка совершенно сошла с ума, – всё думал Михаил. – Воровать рядом с СИЗО, если её вдруг поймали, то даже полицию вызывать не нужно будет».

– И наш экстрасенс сидит здесь? – спросил Муравьёв, нагнетая над Викторией, которая заполняла номерную карту на ресепшене.

– Да, как только распакуем все вещи – мотаем туда.

– Интересно, у кого хватило мозгов строить гостиницу рядом со следственным изолятором?

– На самом деле ещё в 2006 году планировалось перенести СИЗО в другой город, а само здание переоборудовать полностью в гостиницу, – отвечала ресепционистка. – Но мэр распорядился, чтобы только половину «Крестов» переоборудовали в гостиничные номера. Не целесообразно, но как у нас в Смольном скажут, так и будет. А знаете, что это здание считается историческим достоянием? В 17-году прошлого века изолятор специализировался на политических заключённых…

– О, да! – с улыбкой пропела Виктория. – Каменев, Троцкий, Луначарский и прочие, прочие, прочие. А можно в свободное время будет мельком взглянуть на их камеры? Они в этом отсеке?

– В этом, – подтвердила ресепционистка. – Если хотите, девушка, можете сами выбрать себе номер, если, конечно знаете, где эти граждане сидели.

– О Боже, Миш, ты это слышал?! – Виктория с издёвкой глянула на юношу. – Я вас добью сегодня!

– Молю, Адольф с юбке, давай хотя бы к Луначарскому, – попросил Муравьёв. – Нарком просвещения, на него я ещё соглашусь.

– Нет, Григорий Лепс, только к Троцкому! Никакого просвещения тебе не видать!

– Да я не Григорий Лепс! – взвыл Муравьёв. – Ты уже достала!

– А я не Гитлер! Так что мы квиты.

– Я не похож на Лепса, – возразил Муравьёв. – А у тебя чёлка на левый бок, ты воинствующая, ты вегетарианка, ты художник, ты оратор, ты хочешь завоевать мир и шпаришь на немецком, и не терпишь фамильярность.

– Я знаю не только немецкий, я не люблю искусство, и ещё одно и самое главное – я интернационалист.

– Да хватит вам уже! – прервал Миша. – Задолбали ругаться, не все равно в каком номере жить?

– Нет! – в один голос ответили социалисты, но окончания их предложений разошлись в противоположные стороны.

– …только к Троцкому!

– …только не к Троцкому!

– Я пошёл отсюда, – махнул рукой Миша, толкая двери. – Как всё решите – позовите!

«Ни стыда, ни совести у людей», – гневно думал Орлов, оставшись на улице. – «Им лишь бы потявкать не по поводу. Почему так? Почему нельзя решить все мирно и спокойно? Ненавидят они друг друга – так вообще бы друг с другом не разговаривали. Один троллит и сам на свои шуточки налетает, другая выскочка заумная, в каждой бочке – затычка».

Нева на самом деле прекрасная. Миша был уже в этом городе, но давно – в несознательном возрасте. На экскурсиях он постоянно зевал, шалил вместе с Серёгой, а когда их усмиряли – засыпал. Каждый год они с родителями ездили на море, и море Миша очень любил. Но Нева оказалось не менее прекрасна. Орлов вспомнил, что существует остров Кронштадт, окружённый Балтийским морем. Вот это была бы отличная мечта – попасть в Кронштадт.

– С тобой что-то не то, – прервала его мысли Виктория, облокотившись на стену рядом с ним. – Ты был менее агрессивным до этого дня.

– Всё нормально со мной! Не надо выражать эту твою… псевдозаботливость.

– Почему псевдо? Мне правда не всё равно.

– Да что ты говоришь? – с горечью усмехнулся Орлов. – Ты знаешь, что мне становиться не по себе, когда кто-то орёт!

– Ты сейчас сам кричишь, – надавила Виктория. – С чего бы тебе включать истеричную тринадцатилетнюю девочку?

– Вы всё решили с номером?

– Не избегай вопросов!

– Я сам себе противен, – печально вздохнул Михаил. – Тебе ли не знать, что у меня зачастую бывают подростковые заскоки. Сегодня бы в нашей школе начались бы подготовительные курсы к ЕГЭ, выпускному, каждый май мы с пацанами прогуливали физ-ру, лежали бы на подмостке рядом со школой, или умотать в соседний маркет, чтобы купить сухарей или мороженца. Мне не хватает обычной жизни, я никогда не стремился к этому, она мне даже была скучна, но…Вот ты! Тебе разве не было жалко, когда ты заканчивала свою школу, расставаться с детством, прежними друзьями и стать революционером?