– Значит, сегодня не ваш день, – тихо сказала она, параллельно со словами включив фотоаппарат.

Парни нисколько не вняли этим словам, но выйдя на улицу Петербурга из мрачного помещения метрополитена, и пророческие слова Виктории сбылись – они вышли в ад!

Перед взором их открылось дьявольское красное море: демонстрация коммунистов. Трио приблизилось к краю, где стоял молодой человек в куртке с капюшоном и пожилой мужчина. Слева – женщина и мужчина, судя по их солидности и важности – руководители компартии в городе.

Первым с троицей заговорил пожилой мужчина.

– С праздником вас.

– И вас, товарищ, – весело подхватила Виктория, отдав честь.

Они немного разговорились, Миша не стал вникать. Дементьева смотрит – раздают красные ленты.

– Вау, – как будто случайно вырвалось у неё. Выклянчила себе таки ленту, прикола на плащ. Ба! Да лента, как у Ленина на фото! Сюда бы ещё броневик, так она наверняка бы прочитала Маяковского или даже что-нибудь и посильнее, если такое существует – убила бы Орлова сразу же. И давай вертеться перед Муравьёвым назло, фотографировать его полное в несовместимости чувств лицо.

Миша в неописуемом шоке, оказавшийся в красной зоне. Он не знал, куда идти: кругом были плакаты и фотографии одного и того же человека. Что же, видимо, это судьба. Орлов случайно услышал, как неподалёку возмущались два коммуниста о нынешней молодёжи.

– Видел как сейчас ходят, всё выпятят вперёд, голову запрокинут и идут! А ума от этого нихера не прибавляется! Ум-то не там, он здесь! – и указывает себе в голову.

За пятнадцать минут набралось более 1000 человек. Глаза от восторженности, казалось, раскрылись на полную силу. Знамёна с серпом и молотом, лозунги “Избавимся от капитализма, избавимся от коррупции” и, конечно, Ленин. Собрался оркестр, стал играть марш славянки, интернационал, «Вихри враждебные». Приехало ТВ, снимали отца и его маленького сына, которые пришли на демонстрацию в последние минуты. Шествие началось. Знамёна вокруг, а они идут под лучами яркого солнечного цвета. Шествие – это что-то невероятное. Будто бы попали в прошлый век, неописуемую картину видел Миша.

– За дело Сталина и Ленина ура! – кричал человек в здоровенный рупор.

– УРА! – подхватывала толпа.

– В честь Первомая праздника солидарности трудящихся ура!

– УРА!

– Чёрта с два! Сегодня же первое мая, да ещё в городе революции! – навзрыд плакал Муравьёв, которому Виктория тоже приколола красную ленту. – Я преклоняю голову пред твоей пронырливостью! Вот что ты забыла в нашей партии, шла бы сюда, у нас никогда не хватит денег для таких же шикарных шествиях.

Виктория гордо шла, вдыхая вкус своей безоговорочной победы. – Я–социалист революционер, а мы, хоть и запрещены, но мы мешаем власти. Уже как двадцать пять лет шествия коммунистов так ни к чему и не привели. Но зато, какая атмосфера! Чувствуешь, Леттерс?

– Мне плохо…

– Так зачем мы идём вместе с ними? – не понимал Муравьёв.

– Они направляются от площади Ленина в сторону набережной, где находится наша гостиница! Нам по пути с ними, кстати, и в прямом и в переносном смысле!

Миша почувствовал себя потерянным. У него никогда не возникало такого дискомфорта от толпы, теперь же сборище словно задавливало его энергетикой, которой у него не было. Закружилась голова. Стоило бы поторопить Викторию, чтобы они набрали шаг и поскорее вышли из этой какофонии звуков и маршей. Сионистских маршей!

У всех людей на одежде присутствовал элемент красного цвета, который рябил глаза до слёз, а закрыв их, он бы обязательно наткнулся на кого-то, кто шёл впереди. Но кто ищёт, тот найдёт, и до Орлова снизошло спасение: в глубине красной толпы он увидел человечка маленького роста, худенького, хрупкого, но на нём не было ни красных лент, ни значков – никаких коммунистических символов. Правда, он стоял в это время к Мише спиной, но чёрт – дьявольски притягивал на себя взгляд. Человек быстро прокрадывался среди толпы, чудом никого не задевая, и достиг своей цели – главенствующий парадом. Пока тот славно восклицал лозунги, он точно, словно молния залез к нему в карман и вытащил набитое портмоне. Воришка по привычке оглянулся вокруг, и быстро метнулся прочь из толпы.

Перед этим на мгновение острый, как бритва взгляд вора остановился на Мише. Орлову стало от этого не по себе, он замер, ибо этот человек оказался девушкой. За эти секунды он успел сохранить в памяти самые чёткие пятна её образа: тёмная шатенка, густая и гладкая, словно объёмный шлем, причёска каре, идеальная прямая чёлка перекрывает брови. Весь её образ издали напоминал треугольник: треугольное лицо – острый небольшой подбородок, маленький носик и широкое расстояние между прищуренными, внимательными желтоватыми тигриными глазами, окаймлёнными длиннющими чёрными ресницами – всё вместе складывалось в безумно привлекательную и очаровательную леди. На руках – тёмные митенки практически до локтей. Одета она была в совершенно обыкновенные джинсы с разорванным коленом на правой штанине и в синий однотонный топ, на тонкой шее был подвешен треугольный беленький воротничок. Штанину Миша уже подметил, когда девушка убегала. Поначалу у него было желание крикнуть: «Держите вора», но в один момент перехотел – перехватило дыхание. А спустя секунду это сделали и за него.

– Воры! Грабят!

За девушкой бросилось несколько людей – коммунисты неимоверно дружные ребята, у Орлова ёкнуло сердце, он впервые в жизни захотел, чтобы воровка сбежала, чтобы её не поймали. Но она была неуловима, она помчалась по площади и скрылась в куще деревьев.

– Этого следовало бы ожидать, тут такое сборище, держи карман шире, – заметила Виктория. – Опускаться до такого, чтобы рисковать собой ради… капитала, я считаю, низко!

– Тут согласен, – кивнул Муравьёв. – Деньги – это обыкновенные бумажки и сколько из-за них совершено преступлений.