Шрифт:
– Ну вот! Вы сами всё прекрасно поняли. Я всегда говорю, что нужно всё упрощать…
Каменев явно хотел спросить что-то ещё, но в их с Лениным диалог влез возмущённый Зиновьев.
– Я извиняюсь, но с какой стати мы должны это делать?! Я понимаю, что для вас это «архиважно», но зачем к вашим с Троцким делам привлекать нас с товарищем Каменевым? Более того, он меньшевик, хоть и бывший, от него можно чего угодно ожидать! В общем, я категорически против!
Ленин спокойно выслушал Григория, и после того как Зиновьев замолчал, встал из-за стола и подошёл к союзнику.
– Я ожидал такой исход, а именно говорю, нет… я утверждаю, что вы совершите это благородное дело не лично для меня, а ради нашей партии, ради светлого будущего. Так что, не спешите с выводом, товарищ Зиновьев.
Григорий скрестил руки на груди и кичливо бросил взгляд в сторону.
– Я на обещания светлого будущего больше не ведусь! – надменно сказал он.
– Это ваш окончательный ответ?
– Да! Несомненно!
Ильич сочувственно покачал головой и вернулся за свой стол.
– Очень жаль, Григорий Евсеевич, нашей партии вас будет очень не хватать…
Ситуация зашла в крайний тупик. Зиновьев и Каменев переглянулись: они прекрасно понимали, что исключение из партии может быть обычным блефом, но когда на кону стоял Троцкий, который превосходил по славе и заслугам их вместе взятых, то тут уже было не до блефа и церемонностей. Ленин нажал на самое слабое место Григория: нездоровую любовь и преданность партии. В конечном итоге выбор был очень прост: либо Зиновьев и Каменев разбиваются об стенку, но чтобы Троцкий пошёл на сотрудничество с партией, либо они из неё пулей вылетают.
– Но Владимир Ильич, это же… нечестно, – осторожно возразил Зиновьев, выйдя из оцепенения. – Какой нам… нашей партии прок от Троцкого? Большевики усиленно работают, есть результаты…
– Дело в том, батенька, что нас мало. А от количества многое зависит. У Троцкого есть авторитет, известное имя, ну и амбиции, естественно. За ним идут люди, а если он вступит в наши ряды, то уверяю, что в ближайшие месяцы мы обгоним меньшевиков и эсеров. Этот человек стоит тысячи, так что делайте что хотите, но чтобы он у меня с красным галстуком ходил и на всех углах распевал интернационал.
Каменев и Зиновьев снова обменялись обеспокоенными взглядами. Деваться было некуда, Ленин предпринял блестящий ход: загнал их в угол. Впереди – стена, сзади – пропасть. С ответом затягивать не стоило: Ленин не любит ждать долгих решений.
– Владимир Ильич, мы с товарищем Зиновьевым мало чем сможем поспособствовать агитации Троцкого в РСДРП (б), он… просто нас не воспримет… – начал Каменев, но Ленин перебил его.
– А тогда кого же он, по – вашему, воспримет? Вы, товарищ Каменев, и вы, товарищ Зиновьев – идеальные кандидатуры для, как вы выразились, «агитации» Троцкого в парию! Ну а кто тогда, если не вы – прекрасные ораторы, образованные люди, с гордостью носите такое звание как «большевик»! В конце концов, используйте своё врождённое обаяние.
Наступило минутное молчание. В это время Каменев рассуждал о возможных способах договора с Троцким и как не покинуть партию, а Зиновьев думал о том, какое унижение ему придётся испытать, и спрашивал себя, почему бы Ленину самому не уговорить Троцкого.
Первый затянутую тишину нарушил Каменев.
– Зная Троцкого, это будет нелегко и вряд ли наскоро… Всё сделаем, товарищ Ленин.
– Всё, что в наших силах… – аккуратно добавил Зиновьев.
Ильич внимательно оглядел союзников, и на его лице возникла хитрая змеиная улыбка.
– Этого, к сожалению, недостаточно. На коленях ползать я вас не заставляю, но если ничего другое не поможет, то… Идите на любые приемлемые уступки, я также приложу к этому все усилия. А ведь ещё окончательно не разобран вопрос с матросами. Поручу их Дзержинскому – пусть разберётся, а то в Орле почти отвык от подобного рода работы. Ну-с, товарищи, я думаю, мы договорились. Свяжитесь с Троцким сегодня же. Результаты должны быть – даже отрицательные. Завтра я спрошу с вас – мне необходимо знать его требования.
– Мы всё поняли, можно идти, Владимир Ильич? – спросил Зиновьев, медленно пятясь спиной к выходу. Каменев же молчал, не двигаясь с места.
– Конечно, идите. Маркс в помощь, и помните: я в вас не сомневаюсь!
Но такое теплое прощание не приободрило дух большевиков. Они – расстроенные и удручённые, опустив голову, вышли из кабинета Ленина. Зиновьев был очень бледен. Он нервно заламывал пальцы на руках так, что их хруст был слышен на весь коридор.
– Ну, и что будем делать?