– Михаил, я понимаю, такой резкий переход из холёной привычной жизни в жизнь реальную. Но за тобой слежка полиции, за тебя живого назначено вознаграждение в сто тысяч рублей, а за мёртвого – пятьдесят. Нельзя так рисковать, я не позволю. Если с тобой что-то случиться… – Виктория запнулась на секунду, а затем тут же железным голосом продолжила: – В конце концов, не ты был первым, не ты будешь последним. Никакого риска, пока обстановка не наладиться и с тебя не снимут клеймо преступника.

Миша обреченно вздохнул. Как бы ни было тяжело, Виктория права – рисковать было нельзя, но её слова произвели на него многозначительный эффект. Он почувствовал в них долю своеобразного, хотя и железного сочувствия, на том и спасибо.

– И долго мне так?

– Не знаю. Но мы сделаем всё, чтобы ускорить день твоего освобождения. Я же знаю, что тебя совсем не привлекает роль историка, да и меня не привлекает такой сотрудник…

– Всё! – Миша сразу же опомнился, как только снова стал слышать от девушки колкости, как бы намекая «мы отходим от основной темы». – Не будем времять теря!

– Упоролся, что ли? – с иронией спросила Виктория, встав с дивана. Она пересела на кресло, стоящее в углу, приняла некий загадочный вид. – Надеюсь на ближайшие два часа тебе никуда не нужно? Потому что если ты меня перебьешь три раза, я не буду продолжать.

– А спрашивать-то можно, бро?

– Если уж совсем невтерпёж. И я тебе не бро. И… это был первый раз.

– Прости… – прошептал Миша, вгибаясь в спинку дивана. Видимо, Феликс действительно был для Виктории важен, раз она так заметно засияла и даже начала проявлять снисходительность к «обреченному дураку». «Интересно было бы узнать про идеал этой «бетонной стены», особенно с её слов», – подумал он, откинувшись назад.

…Некий 1877 год… Ничего интересного, лишь начало русско-турецкой войны и дебют балета «Лебединое озеро» Чайковского. В тот год выдалась холодное лето, особенно в Польше. Тогда, в аристократической семье мелкопоместного дворянина Эдмунда Дзержинского родился его четвёртый ребёнок. Каждые родители, наверное, хотели бы для своих детей счастливой и благополучной судьбы. Жена Эдмунда – Елена, не исключение. Она любила всех своих детей и каждому желала счастья. Ей нравилось имя Феликс, что с латинского переводится как «счастливый», и именно это имя она дала своему сыну.

Само имя Феликс довольно заметно среди других имен, как ты уже заметил, что, с одной стороны, обеспечивается его редкостью, а с другой – тем, что оно предполагает некоторую интеллигентность своего носителя. В самом деле, при всем желании это имя нельзя назвать простонародным. По энергетике оно довольно спокойно, однако, это спокойствие только кажущееся. Прежде всего, в нем можно уловить призыв не показывать вида при столкновении с трудностями, быть спокойным или даже улыбаться, когда на душе кошки скребут, но все это до поры до времени, пока не пришло время показать когти и ощетиниться. Конечно, энергетика имени – еще не характер человека, но все же очень трудно, осознав себя именно Феликсом, не подчиниться завораживающей мелодии своего имени. Феликс осторожно и расчетливо стремится дойти до своих высоких целей, он не горячится, не работает локтями и полностью соответствует сложившемуся в обществе образу интеллигентного человека. Хорошо бы при этом еще не забывать, что интеллигентность – это более внутреннее состояние, чем видимость; если с воспитанием Феликсу не будут привиты искреннее уважение к людям, понятие справедливости, подлинное благородство и честность, то в этом случае его интеллигентность будет всего лишь маской, за которой скрывается хищник, усыпляющий бдительность добычи своим спокойствием. Тогда рано или поздно эта маска слетит, и останутся только его железные когти. Быть может, это и поможет ему урвать свою добычу, но вот только вместе с этим он рискует однажды попросту остаться одиноким и никому не нужным как человек.

Но это лишь именной стереотип, не думай, что я лишь посредством имени могу судить о подлинном характере именно Феликса Дзержинского. Ты согласишься, что ещё рано делать такие выводы.

Всего у Эдмунда было восемь детей, по тем меркам это было нормально, и, как подобает отцу и благородному аристократу, он всеми ими гордился.

Само имение «Дзержиново» перешло к Эдмунду от его отца Иосифа… да-да, можешь не удивляться, в те времена имя «Иосиф» было очень распространено по Европе. Так вот, «Дзержиново» было светлым, счастливым местом, где постоянно был слышен детский смех, наивная радость. У всех соседей эта семья имела особый авторитет порядочных, интеллигентных, прекрасных и положительных со всех сторон людей. Они считали, что нет семьи идеальнее и дружнее Дзержинских… Но так только казалось, ибо на протяжении всей своей жизни они скрывали жуткую тайну…

– Тайну? Как пафосно сказано, для полного эффекта не хватает только интригующего саундтрека за кадром.

– Это был второй раз. Перебьешь не по теме ещё раз, я не стану продолжать! Ты единственный Орлов такой невоспитанный?..

...Мда, в семье не без урода... Юный Феликс рос так же как и его братья с сёстрами: с раннего детства родители прививали им любовь к искусству, поэзии – развивали их разносторонне. Прививали любовь… Ха… – с горькой иронией проговорила Виктория, на мгновение замолчав. – Я забыла добавить, что у аристократов эта любовь прививается не добровольно. Строго по графику: час рисования, два часа на прочтение популярного романа по выбору родителей, далее снова два часа, посвящённые математике, истории, потом короткий перерыв на обед, потом уроки хороших манер, занятия музыкой для сестёр, стрельба для братьев, а вечером танцы… и так каждый день. Для тебя шок, я представляю, о чём ты подумал: как вообще возможно провести вот так всю жизнь без развлечений, без компьютерных игр и приставок, сущая тюрьма – я угадала?

Никому из детей Эдмунда и Елены не приходило в голову подобное, немного докучало, но их всё совершенно устраивало. Но… Феликсу всегда и всего было мало. Ты вряд ли поймёшь это, но у некоторых людей кроме материальных и физиологических есть ещё одна наиважнейшая потребность – духовная. То, что каждый день выполняли братья с сёстрами, было лишено всякого духовного начала. Для аристократов это было так же естественно, как есть или спать… то есть, нравственно развивались они с полным равнодушием. Феликс единственный из детей почувствовал эту безысходность, но объяснить причину своего несчастья он не мог: недостаток морального, душевного общения. Елена не сразу заметила, как Феликс с каждым днём становится более замкнутым, печальным и мрачным, точнее не замечали вовсе, пока не случилось то, что она была обязана скрывать всю жизнь.

Однажды Феликс и Станислав решили пострелять из ружья по мишеням, как обычно, но на опасной зоне выстрела неожиданно появилась их сестра Ванда. И…видимо, не заметив её, кто-то из братьев случайно застрелил Ванду.

Со временем историки начали полагать, что это был Феликс: первые проявления агрессии и жестокости в сторону родного человека и так далее. Хах, как бы ни так. Застрелил сестру Станислав, а сам Феликс просто оказался невольным свидетелем этого жуткого убийства. И что-то с того времени произошло с ним – он начал увлекаться религией и мистикой. То ли на это повлияла смерть Ванды, то ли эмоциональный взрыв, всего того, что накопилось на душе.