Всё чаще Феликс начал посещать службы в церкви, всё больше его взгляд наполнялся одержимым светом непорочной веры и наивной надежды. Ему казалось, что он нашел своё великое призвание – служить Богу, посвятив этому всю жизнь. Не было человека счастливее его в те моменты, когда, сбежав из дома в ту самую церковь, он вслушивался в небесное чтение «Аве Мария», когда особенно чувствуешь ту нетленную нить, связывающую тебя с Богом, дающую силы в моменты отчаянья, горя, отчуждения и одиночества, окутанных тьмой и мраком грешной бытовой жизни.

Но ярых порывов Феликса к религии и мистике опасалась Елена, поэтому не одобряла интересов сына, говоря, что подобные увлечения странные и не подобают юному возрасту сына.

Но что глупые слова матери могли значить для него: ведь его намерения благи и светлы? Как Елена не могла понять, что для души Феликса эти счастливые мгновения значат больше, чем все порочные земные радости вместе взятые, ведь они зависят далеко не от возраста, но и испытать чувство извечного вдохновения дано далеко не каждому. Феликс, словно одержимый фанатик, вчитывался в каждую строчку, в каждое слово Евангелие, не хотел слушать пустые нагнетания со стороны ближних, а когда скептики сказали ему, что он ошибается со своим выбором, Феликс поклялся, что если ему докажут, что Бога нет, он пустит себе пулю в лоб… Эта неистовая вера была ему утешением нескольких лет серой «тюремной» жизни своего детства. Тогда он ещё не догадывался, что почти на четверть всей своей жизни будет заключен в тюрьму настоящую…

– За что? – шёпотом спросил Миша. Ему было очень сложно понять жизнь и саму личность Дзержинского. Виктория это определила одним лишь взглядом.

– Понимаешь ли ты, что такое «марксизм–ленинизм»?

– Движение такое было у большевиков, они следовали ему и так пришли к коммунизму… – ответил Миша, но с каждым словом его голос становился всё неувереннее.

– Это всё, что ты знаешь? Всего лишь движение?

– Н-н-ну да.

Виктория стремительно слетела с кресла, достигнув неимоверной близости с лицом Миши. Тот от неожиданности вздрогнул, всё больше вжимался в диван.

– А теперь слушай меня очень внимательно, – процедила Виктория, – Ты думаешь, что это зимние каникулы, посвящённые истории, с её «прикольными» персонажами, а я Дед Мороз весело разношу подарочки ребятне, вроде тебя, рассказывая про «отвязного» Ленина, «лапочку» Троцкого, «рульного» Сталина и так далее? О том, как они там веселятся, ржут, и между делом готовятся к какой-то там революции? Ты знаешь, кем были эти люди? Что они сделали с Россией сто лет назад? Что из себя представляет коммунизм, марксизм-ленинизм и сама революция? Это не развлекательный парк Диснейленд, где всё легко и весело! Всё намного серьёзнее, чем кто бы то может представить!

– Я понял, понял! Не кипишуй… Да, я ничего этого не знаю, я вообще не думал, что когда-нибудь мне это понадобиться! Я другим по жизни заниматься хотел!

– Не ври, я помню, ты говорил матери, что ничего ещё не решил. Запомни: на тебя охотится не просто полиция, эти каникулы могут закончиться в любой момент, если нас раскроют или рассекретят твоё местонахождение, Джеймс Бонд хренов. Всё, что тебе говорили раньше: дома, в школе, уже не имеет никакого значения. Нам всем врут! Не знаю, как дела обстоят в учебном курсе истории, но её не должны были запоганить так сильно, чтобы совсем ничего не знать…Марксизм-ленинизм это не движение и не ваши излюбленные флеш-мобы, это идеология, такая же, как и христианство, мусульманство, только в этой идеологии отсутствует главное звено – Бог и высшие силы. Эта вера предусматривает лишь силу революции, силу самого человека – единого пролетариата. Ты знаешь, как звучит гимн большевиков? «Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и не герой. Добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой». Какая масштабная пропаганда велась в те годы: мода на марксизм была почти во всех странах восточной Европы. Простым языком говоря «секта», причем политическая, затягивает так, что потом не то, что не выберешься, но и будешь готов за эту революцию нещадно уничтожать людей, лить кровь, отдать жизнь за революцию…

...Одним трагичным днём сердце Феликса начало биться по-другому… Что-то в тот момент изменилось в его мировоззрении и разуме, когда он случайно нашёл брошюру большевиков… Знаешь, что происходит с душой человека, когда он отрекается от веры в Бога? Чувство ледяного холода окутало его, пронзая каждую клеточку тела и души, словно тысяча кинжалов. Оно давит на мозг, не даёт сосредоточиться, понять, что всю его жизнь он верил в ложь… В жалкую, подлую ложь, которая хотела забрать и уже забрала часть его души, а теперь, когда она мертва… убита этими чёрствыми, такими простыми словами, о том, что нет того, во что он верил так нежно и так свято, что спасало его в минуты безысходности, что остаётся делать? Во что остаётся верить, когда твой смысл жизни нещадно загублен?! И вот уже слезы подступают к горлу, но это лишь последний предсмертные конвульсии твоей души, которая так не хотела умирать. Мечты больше нет, как и надежды… Рождаются злоба, ненависть и жажда отмщения тем, кто эту ложь посеял. И у Феликса появилась новая дьявольская мечта: служить революции, посвятив ей свою жизнь.

Но что самое интересное, Феликс не выполнил свою клятву: не застрелился. Объяснял он это тем, что после «просветления» умер тот светлый, добрый Феликс и родился новый – большевик Феликс: довольно вспыльчивый, упрямый, недоверчивый – очень серьезная личность, хотя и с аристократичным авантюризмом и обаянием. Он был высокого роста, с тёмными волосами, в юношестве – почти всегда зачесанные на затылок, а после – почти всегда растрепанные. Хитрый, но тяжёлый и высокомерный взгляд зелёных глаз всегда пронизывал насквозь собеседника. Он сильно лицом походил на лису: острый нос, улыбка, если он улыбался, лишь уголками губ, не более. А манеры и привычки были аристократскими. И если он причислил себя к интернационалисту, то это ни сколько не значит, что он изменил в себе вкусы и предпочтения. От интеллигенции он совсем не выделялся: носил только стильные костюмы, ходил с тростью – то ли для пафоса, то ли ему с ней действительно было удобнее, фетровая шляпа с широкими полями под цвет костюма или плаща и единственная вещь, которая говорила о том, что он большевик – красный галстук. Но свою огненную эмоциональность он со временем научился контролировать, развить в себе железную дисциплину и принципиальность. От церкви он тут же отказался, посвятив отныне себя делу Ленина, делу революции. Никого не напоминает?

Сосо Джугашвили тоже хотел посвятить свою жизнь Богослужению, пока не прочитал книгу Чарльза Дарвина и примерно в том же возрасте, что и Феликс избрал свой революционный жизненный путь. Оба вступили в подпольный марксистский кружок, у обеих были клички: у Сосо – «Коба», а у Феликса – «Астроном».

Те ещё были парни: один не закончил духовную семинарию, другой не закончил гимназию, но делу революции они были кровно преданны. У Кобы детство проходило иначе, чем у Феликса: он не был дворянином, у него не было братьев и сестёр, но в принципе все революционеры, не важно кто: дворяне, рабочие, крестьяне, не важно в какой век прошли через одну и ту же схему: тяжёлая обстановка, горькое разочарование, а после – одержимая мечта. А лидерами становились только те, у кого были мозги и богатый внутренний мир, хотя есть и исключения…