Прослушав код, Виктория хитро и довольно растянулась в улыбке. Она подошла к сейфу и без просьбы повторить начала набирать цифры.

– А вы не задумывались, почему именно такой код придумал ваш папа?

– Я про код не знал вовсе, – печально сказал Миша.

– Ну, естественно. ФСБ наверняка перебрала все даты рождения. К тому же сейф встроен в стену, и относить его к специалистам по вопросам вскрытия не удалось.

– Вводить дату рождения в пароль? – рассмеялся Сергей, облокачиваясь на стену. –Только полный тупица мог это сделать, тем более на сейф с относительно ценными документами.

– Но ваш отец же ввёл дату рождения в пароль…

Сергей оторопел, пытаясь состыковать цифры и только что сказанную фразу девушки.

– Беру свои слова назад, это… дата рождения?

– Да, и можно было бы догадаться об этом сразу, если знаешь элементарную историю. Шифр перевёрнут, вот посветите мне, – Виктория вынула из сумки блокнот с ручкой и начала записывать. – Смотрите, код звучал так «71910126» если посмотреть наоборот, то получается…

– Два, шесть, один, ноль, один, девять и семнадцать, – закончил Михаил. Увы, эта дата ему ничего не говорила.

– ФСБ никогда бы до этого не додумалось, разве не гениально?

Лампочка на сейфе загорелась зелёным светом, дверца была открыта. Все ринулись вынимать содержимое.

– Серёга, папа о нас позаботился! – радостно воскликнул Мишка, разглядывая пачки отечественных банкнот. Виктория же рассматривала исписанные листы бумаги, лихорадочно и взволнованно листая их, не произнося не слова. С каждым просмотренным листом её глаза становились всё больше и больше.

– Das ist wunderbar! (Это потрясающе) – глухо вырвалось из уст Виктории. Похоже, её внутренней радости не было предела.

– Что-то важное нашли? – поинтересовался Сергей, косясь на документы.

– Ich fand die Tageb"ucher sehr wichtigen Menschen. (Я нашла дневники очень важных людей) Ой, простите, в приступе эмоций перехожу на немецкий язык, – Виктория залилась лёгким румянцем, в темноте который видно не было. – Короче, тут заметки людей, которые замешаны в той самой дате на вашем пароле.

– Ну, тогда можем возвращаться? Вроде нашли всё, что хотели…

– Шутишь, что ли? Никуда из своего дома я не поеду! – заявил Сергей, падая на застеленный диван. – Скрываться больше смысла нет, а вот прибраться – смысл есть.

– Я… только за то, чтобы переночевать, – окинув взглядом просторный подоконник, Виктория, сбросив оттуда пыль и мусор, быстро забралась на него, вглядываясь в мокрое от капель дождя окно, в котором едва виднелось тёмное отражение. – Может вызвать подозрение постоянное пребывание здесь, а переоборудовать некоторые детали – стоит.

– Какие ещё детали? – возмущённо, но тихо спросил её Сергей.

– Завещание вашего папы не читали? Квартиру – в штаб.

– Ребят, всё бы отлично, но давайте вы будете спорить утром. Зрелище из вас никакое – оба уставшие какие-то, вот завтра – полюбуюсь, – одёрнул их Миша. – Я в гостиную пойду, а вы тут не подеритесь, смотрите.

– Миш, может брат уступит тебе этот диван? – нажала на голос Виктория. Младший Орлов покосился на брата – вопрос был обращён скорее к нему. Провокация девушки прошла успешно: Сергей недовольно сполз на пол с дивана, захватив с собой покрывало. Попросив прощение у брата, Миша разместился на диване. Он долго не мог заснуть, думал – а сколько ещё людей сегодня не спят? Наверняка в аэропортах, если их рейс из-за грозы задержали, вот бы это оказался кто-нибудь из иллюминатов: пусть узнают тяготы жизни простого человека…

1917

Это были одни из последних спокойных дней в этом году для большевиков – начало осеннего сезона. Это были дни, когда последние политзаключённые были отпущены домой. Коба знал об этом, но в душе у него бушевали противоречивые чувства. Он понимал – амнистия завершена и скоро в Смольный вернутся арестованные большевики, в том числе и Лев Каменев, которого Коба не видел большую часть лета. С горькой усмешкой большевик вспомнил, что его товарищ упоминал между словом, как планирует провести длинное, тёплое лето, говорил, что мало времени уделяет семье, обещал втроём – с Кобой и Зиновьевым съездить куда-нибудь за город на пару недель. А вышло,что судьба решила распорядиться иначе – только одному Зиновьеву удалось «отдохнуть» за городом. И как он сейчас?

Но вместе с лучшим другом возвращался и худший враг – Коба это тоже знал, и принял это. Он уже успел смириться с той мыслью, что работать с Троцким придётся не один год, если, конечно, его не убьют в перестрелке. Но на такое счастье рассчитывать глупо и наивно, пока нет Ленина, не лучше было бы наладить отношение со Львом, просто на время. Весь сентябрь для большевика тянулся, как зима для зверька – долго, но зато спокойно. В один из таких осенних сентябрьских дней, по мрачной, монотонной улице рядом с аллеей деревьев, чьи стволы черны, словно уголь, а листья словно выкованы искусным мастером из чистого золота, неторопливо и молча шли двое. Лев Каменев был одет в тёмно-коричневое осеннее пальто, усталые, но внимательные глаза провожали группу юных девиц, которые шли на другом конце улицы.