… Исправительная тюрьма на Центакс-I была одной из самых старых среди тюрем Новой Республики. Воздвигнутая здесь почти две сотни лет назад, и лишь один раз — во времена Войн Клонов — переоборудованная на время в военный гарнизон; но немного позднее, уже в эпоху Галактической Империи, вновь сделавшаяся местом наказания, в основном, военных и политических преступников — опасных элементов, которых нежелательно было увозить далеко от столицы, из-под пристального внимания властей.

С первого взгляда тюрьма напоминала бункер: бесконечные коридоры, многочисленные уровни, уходящие далеко под землю, стальные решетки — холодная строгость во всем, вплоть до мельчайших деталей. На поверхности спутника располагались только несколько строений. В частности, основной пропускной пункт и две посадочные платформы — для легких судов и для грузовых.

Транспортник приземлился на одной из них, всего в ста метрах от блокпоста.

У подножья трапа сопровождающую пленника процессию встретил вооруженный отряд местных охранников. Увидев Клауса Диггона, стоявшие впереди офицеры, как полагается, отдали честь.

Теперь уже целая небольшая толпа направилась к тюремным воротам.

Лея шла позади. Миссия, возложенная на нее Диггоном, была исполнена, оттого майор потерял к генералу интерес. Надломленная горем пожилая женщина потихоньку семенила следом за остальными — и ей казалось, словно это не Бена, а ее саму ведут туда, откуда ей уже не дано возвратиться. Теперь она готова была на что угодно, лишь бы изменить то, что случилось. Но что толку от ее горячей готовности и от ее заботы, если сам Бен бесповоротно их отверг?

Как ей теперь быть? Как спасти того, кто не желает спасения?

Ее шаг все больше замедлялся, силы как будто оставляли генерала вместе с надеждой. В какой-то момент она и вовсе остановилась. Низко опустив голову и захлопнув накрепко веки, Лея беззвучно зарыдала.

Ветер холодил залитое слезами ее лицо, развивал волосы у лба. Кто-то из охраны подбежал к ней, предлагая помощь — Органа никак не отреагировала на это, словно не услышала. Погруженная в свое несчастье, она не замечала ничего вокруг. Перед глазами у нее стояло лицо сына.

«Я люблю тебя…» — Этот безмолвный крик вырвался из самого ее сердца так неожиданно, что Лея сама изумилась.

Но еще удивительнее оказалось то, что Бен услыхал его и вдруг обернулся, взирая на мать каким-то совершенно новым взглядом. Выражение, возникшее на его бледном лице, трудно описать — слишком много чувств оно вмещало: и неверие, и настороженность, и вместе с этим трепетный, беззаветный, почти детский восторг. Несомненно, это было то самое просветление сердца, те самые надежда и раскаяние, которых так долго ожидала от него мать и которых, как Кайло понял только теперь, он сам ждал от себя столь же долго и отчаянно. Нынешний его взгляд мог бы принадлежать восьмилетнему Бену Соло, если бы мама в роковой день их разлуки позволила бы сыну остаться дома, рядом с нею.

Поначалу Лея не поняла, что случилось; что могло спровоцировать в нем такую перемену. И только мгновение спустя вдруг осознала. О Сила, сколько слов они успели сказать друг другу за последние пару месяцев! Сколько увещеваний, извинений, споров, даже угроз! Но эти главные слова, с которых, если подумать, ей и следовало начинать знакомиться заново со взрослым уже сыном — эти слова она почему-то вырвала из себя только сейчас, когда ей приходится прощаться с Беном и отдавать его в руки правосудия.

Вновь и вновь Лея непонимающе моргала, боясь поверить в то озарение, которое постигло их обоих. Затем она улыбнулась сквозь слезы и слегка кивнула, подтверждая, что Бен не ослышался.

«Я люблю тебя, малыш».

Неужели он и впрямь хотел услышать именно это? Неужели всерьез полагал, что мать, которая рискнула ради него всем, что было для нее важно (и рискнула бы большим, если бы он позволил), может не любить свое глупое потерянное дитя? Конечно же она любит его, этого бестолкового юнца. Отцеубийцу. Мальчишку, заплутавшего во тьме. Любит со всеми его недостатками, со всеми совершенными ошибками. Дерзкого, упрямого, капризного. Такого непохожего на других. Такого похожего на нее саму.

Какой невероятный, безжалостный урок! Как мало иногда требуется, чтобы разбить стену, преодолеть пропасть, образовавшуюся по каким-либо причинам между родными людьми. Но свой шанс она упустила.

Оставалось радоваться тому, что мать все же успела сказать, пусть и в последний момент, вдогонку, что любит его; и тому, что ее сын, похоже, несмотря ни на что, поверил ей, почувствовал, что она не лжет. Да и кто бы сейчас заподозрил ее во лжи?

Кайло продолжал глядеть на мать, не смея оторваться, и глаза его были красны. Удивительным образом ее слова задели в нем что-то важное. Заставили вспомнить давно позабытую мечту детства, противиться непостижимому волшебству которой он, взрослый уже мужчина, отчего-то по-прежнему не смел.