— … голова болит? — продолжала между тем расспрашивать Калония.

— Разрывается.

— Слабость чувствуете?

— Чувствую, да.

Она заставила его лечь ровнее и расслабиться. Затем медленно и аккуратно провела около лба своим прибором.

— Так стало лучше? — спросила доктор пару минут спустя.

Он попытался кивнуть. В его висках словно начали сами собой развязываться невидимые узлы.

— Нет, нет, лежите, не напрягайтесь.

С этими словами Калония отошла к генералу Органе, чтобы отчитаться ей. В целом, она находила состояние пациента более чем удовлетворительным. Несмотря на остаточные проявления комы — некоторую заторможенность движений и головную боль; и даже несмотря на то, что ранение от боукастера в условиях интенсивной терапии не успело полностью затянуться, этот юноша выглядел значительно лучше, чем его товарищ по несчастью, который пришел в себя несколькими часами ранее. Это совсем уж странно, если учесть, что Финн возвратился в сознание точно в срок при полноценном вмешательстве врачей, почти без риска, да и повреждения на его спине были не столь значительны.

Лея, услышав вердикт врача, опустила голову, стесняясь своей загадочной улыбки, возникшей на губах почти помимо ее воли. Охранникам и сотрудникам медицинского корпуса впору начинать шептаться о «каких-то джедайских штучках».

— Вы можете быть свободны, майор, — сообщила она. — И вы господа, — кивок в сторону охраны.

Юноша, когда слова матери достигли его слуха, отчаянно сжал кулаки и сцепил зубы — так люди готовятся терпеть пытки. Грудь распирал страх, и Кайло был почти уверен, что она чувствует его состояние.

— Генерал, вы уверены? — с беспокойством спросила Хартер. Хотя вопрос ее и противоречил уставу, запрещавшему подвергать сомнению приказы старшего по званию. Как человек, достаточно близкий Лее, она не решалась оставлять ее один на один с опасным пленником. А как врач, боялась еще и того, что нервное напряжение может негативно сказаться на состоянии больного.

Но Лея была тверда в своем решении.

***

Когда они остались один на один, в боксе как будто разом стало холоднее.

Кайло сел, потом и вовсе поднялся на ноги, намереваясь стоя, как подобает, принять новый вызов судьбы.

Мать стояла напротив, ничего не говоря, и, сложив руки на груди, внимательным, оценивающим взглядом рассматривала его долговязую фигуру, и сейчас, к двадцати девяти годам сохранившую подростковую угловатость. Наверное, никто и никогда не сумел бы полноценно описать то разнообразие чувств, которое присутствовало в этот момент на ее лице. Можно лишь утверждать, что, глядя на нее, ни одна душа не усомнилась бы в том, кто теперь является хищником, а кто — загнанной в угол жертвой.

— Генерал Органа, — начал он, словно выставляя перед собой невидимый щит, — я ждал встречи с вами.

— Я тоже, — бесстрастно ответила она.

— Вам наверняка известно, что я убил генерала Хана Соло, вашего давнего любовника.

— Известно.

Внезапно он отвернулся с такой вороватой поспешностью, будто опасался, что она прочтет на его лице неуверенность и дикую горечь.

— Если вам угодно знать, почему вы до сих пор живы и находитесь в медицинском центре, а не в одной из правительственных тюрем, я могу ответить. На то есть две причины. Во-первых, мне известно, что хуже, чем вы сами, уже никто вас не накажет. Стало быть, с воздаянием по закону можно не спешить.

— О чем вы?.. — дыхание стало тяжелым, глаза заблестели.

Лея, не моргнув и глазом, прервала его. Бен и вправду не умел утаить своих чувств.

— А во-вторых, мне угодно узнать, наконец, что стало с моим сыном, который исчез на Явине шесть лет назад. Вы должны об этом знать, Рен, не так ли?

— Так вот в чем дело! Вы до сих пор не догадались о его судьбе? — его голос горчил злой иронией. — Что ж, нет ничего проще, чем сообщить вам правду. Вашего сына нет в живых. Его я тоже убил.

Лея едва слышно выдохнула. Что-то внутри истошно вскрикнуло, и на долю секунды мир перед глазами потух.

— Как это случилось? — вопросила она.

— Это было легко. Даже очень легко. Глупый, тщеславный юнец возомнил себя великим бойцом, рыцарем-джедаем. А на самом деле он был ничтожеством, ничего не стоящим сыном вора, жалким и слабым.

Много лет его водили за нос самые близкие люди — родители, утверждавшие, словно желают сыну добра, а на деле попросту опасавшиеся живущего в нем дара Силы. Конечно, мать также обладала этим даром, но она почти не пользовалась им. Отвергала свои способности, воспринимая их как запретное наследие ушедшего врага; ее знания были обрывочными, ничего не стоящими. Магистр Скайуокер тоже обманывал ученика из зависти и — опять-таки — из боязни перед призраком того, кого некогда погубил. Погубил, быть может, не физически, но истинно, поскольку, не вмешайся он в его судьбу, Дарт Вейдер, величайший темный воин своего времени остался бы жить.

Бен Соло — в этом не может быть сомнений — являлся отражением своего деда. Чем старше он становился — тем явственнее проступало сходство между прошлым и будущим его злосчастного семейства. Но до поры, пребывая в унизительном неведении, этот глупыш покорно, словно телок, сносил пугливое пренебрежение со стороны своих родных, и делал все, что они говорили. К двадцати двум годам чего он достиг? Все еще падаван, задержавшийся в ученичестве. Он готов был собрать собственный меч, пройти испытание и сделаться рыцарем. Но что толку от его готовности, от его искреннего стремления, от его знаний и навыков, от того, что малолетки-юнлинги в новом храме джедаев толпой бегали за ним и голосили наперебой, прося показать то-то и то-то? Раз за разом, год за годом его готовность встречалась с глухой стеной, с ужасной, тупой невозможностью идти дальше, выражаемой одной фразой гранд-мастера: «Еще не пришло твое время».