Шрифт:
— Ты тоже очень ничего.
Они начали сближаться носами, закрывая глаза…
— Эй! Так я жду аудиенции! — глумливый голос из трюма мгновенно разрушил всю идиллию. Лисы открыли глаза и быстро отпрянули друг от друга.
— Кто это? — обратилась ко мне Флёр.
— Это пленник. Он со вчерашнего дня сидит у нас в трюме… и хочет с тобой поговорить.
— Как это мило с его стороны, — Флёр тут же сорвалась с места и, схватив свою сумку, достала из неё металлические перчатки странной конструкции, которые я уже видел. Свои обычные перчатки она не сняла, а надела их прямо на железные. Я всё-таки решился поинтересоваться, что это такое.
— Силовые кастеты. В них не чувствуешь боли от ударов, можно молотить хоть каменную стену.
— Зачем они тебе? Он в клетке, скован по лапам и ногам, ничего тебе не сделает.
Лисица посмотрела на меня так, что у меня похолодело в животе. Она молча спустилась в трюм и закрыла люк трюма на задвижку…
Прошёл час, и мы с Ареном начали гадать, осталось ли хоть что-то от мелкого.
— Готов спорить, что живого места мы на нём не найдём. Скорее всего, он будет весь… — Арен прижал уши, услышав ещё один «Бум», донёсшийся из трюма.— В синяках.
Гулкие удары раздавались в трюме с завидной регулярностью и частотой. Сначала нам показалось, что Флёр выстрелила в потолок трюма из арбалета, но потом мы поняли, что она время от времени лупит кастетом по стенке яхты. Ещё через десять минут из трюма донёсся дикий крик, но кричащему явно тут же затолкали в пасть кляп. Потом удары возобновились…
— Мне кажется, он не выживет, Арен. И ты же знал, на что мы обрекаем мелкого!
— Знал! И сделал так, чтобы второй всё это увидел!
— Мы обрекли живое разумное существо на мучительную и медленную смерть…
— Ну и что с того? Ренар, ты — лис, мы ни о ком, кроме себя, не думаем! Ты же знаешь себя.
— Я себя знаю, но я бы никогда не оставил его умирать за моей спиной.
— А как бы ты оставил других? Я уверен, у тебя их было множество.
— Ты о чём?
— Часто ли ты, Ренар, — он сделал акцент на моём имени, — оставлял нищие семьи умирать от голода и нищеты?
— О чём ты? — я не понимал, к чему он клонит.
— Сколько раз ты воровал у бедняков последние деньги и крохи хлеба, чтобы прокормиться самому?
Тут уж было чего стыдиться. Лис был прав: я не сразу стал великим и не сразу начал воровать только у богачей.
— Свою первую кражу я совершил, когда мне было 12. Сразу же, как кончились припасы в замке… спустя месяц после смерти отца. Тогда я залез в самую бедную избу, которую нашёл…
Арен внимательно слушал мою историю, и я решил ничего не скрывать:
— Там… там почти ничего не было. Но я всё же нашёл и съел то съедобное, что ещё там было, но, когда зашёл в спальню, вторую из двух комнат, я увидел, что хозяин был там. Это была молодая, но очень больная кошка. Она умирала, и, хотя слышала, что кто-то к ней залез, она просто не смогла встать. А когда она увидела меня… она пожелала мне удачи и здоровья.
— Она была в доме, в который ты залез?
— Да. И не просто была — она знала, что я вор. С ней не было никого, кто мог бы помочь ей…
Раздался ещё один удар, и мы снова прижали уши.
— И что ты сделал?
— Тогда я убежал. Но через месяц, когда смог скопить хоть что-то, я вернулся с лекарем, который сумел её вылечить. С тех пор мы с этой киской лучшие друзья и она меня частенько приглашает на чай.
— Ну у тебя и биография, Ренар. О тебе надо книгу написать!
Я хохотнул:
— Напиши. Только это будет доказательством всего того, что я сделал, и меня тут же повесят на городской площади…
Щёлкнула задвижка, и мы разом обернулись.
Показавшиеся из люка уши лисицы были странного цвета…
Я вдруг вспомнил о прошлом Флёр, понял, что я сейчас увижу, и меня охватил ужас…
Лисица была вся в крови. Кровь стекала с неё как вода, заливая глаза и капая с носа. Хвост, намокший и пропитавшийся красной жидкостью, еле шевелился от тяжести мокрой шерсти. Рыжая шерсть стала кроваво-красной, а белая — тёмно-розовой. Капли с тихим плеском падали на доски палубы, и под её каблуками натекла уже порядочная лужа. На кастетах висели остатки плоти; один палец был покрыт какой-то вязкой белой слизью. В общем, лисица выглядела так, словно только что побывала на живодёрне, где забила не один десяток коров…
— Мальчики…
Это невинное слово произвело на нас странное действие. Лис вскочил, выхватил кинжал и оскалился, а в моей лапе появились три метательных ножа.
— Мне надо ополоснуться. Давайте к берегу, здесь недалеко, — продолжила лисица, не обращая внимания на наши воинственные выпады.
— Что случилось?! — сумел выдавить я из себя.
— Ничего особенного. Он просто заплатил за то, что он сделал со мной.
— Он был одним из…
— Тех, — перебила меня лисица и топнула носком сапога по лужице крови.