— Всем доброго дня. Могу я узнать, почему вы так восславляете меня? — слегка ошарашенный, обратился я к свину.

— Ты величайший среди нас, лис. Для нас честь встретиться с тобой.

— Для кого это — «нас»?

— Воров.

— Так вот оно в чём дело… — я обернулся к залу. — Так значит, что все собравшиеся тут — воры?

Зал согласно загоготал, потом снова затих, любуясь живой легендой, то есть мной. Я грелся в лучах своей сомнительной славы. Какой-то тип в странном лохматом плаще медленно подошёл ко мне.

— Ренар… я всегда мечтал пожать твою лапу ещё с тех самых пор, когда я срезал свой первый кошелёк…

— Так в чём же проблема?

— Ты был единственным, кто смог украсть корону из спальни короля, и я хотел быть хотя бы вторым. Мне, как и тебе, не нужна корона — мне важен лишь сам процесс кражи…

— Ты тоже пытался украсть корону?

— Да… Я делал всё так же, как и ты, но у меня не получилось. Я даже не дошёл до спальни, когда меня поймали…

Я знал, что делают с вором, которого поймали до свершения кражи. Незнакомец откинул капюшон и протянул мне обрубок лапы. Это был совсем молодой тигр, но шрамов на его морде было, наверно, не меньше, чем на теле Флёр. Я аккуратно пожал обрубленную конечность.

— Теперь мне уже никогда не стать великим…

— Тебе это и не надо.

Снова натянув капюшон, тигр покинул паб, а меня охватили одновременно чувство стыда и гордости. С одной стороны, я единственный, кому это удалось, а с другой — я искалечил чью-то жизнь.

За мной с неподдельным интересом наблюдал весь паб, и мне уже начало надоедать такое внимание. Я тихонько вернулся к своему месту, где меня ждала кружка самого дорого эля.

— За счёт заведения, — подмигнул свин.

— Зачем мне ваш счёт, если я могу обчистить твоё заведение за полчаса? — я отодвинул эль моим друзьям: не пропадать же халяве.

Свин довольно хрюкнул и, ничего не сказав, вернулся за работу. Ко мне подходили ещё несколько воров, выказывая свое восхищение мной, но минут через пятнадцать всё пошло своим чередом: большинство посетителей вернулись к своим тайным и неясным делам — только некоторые продолжали иногда поглядывать на меня. Я снова повернулся к Арену и Флёр.

— Так вот, я тебе сказала, что ты наверняка считаешь, что я тебя задерживаю, — как ни в чём не бывало продолжила начатый разговор Флёр.

— Ну… Вообще-то, есть немного. Я боюсь того, что Изенгрин может сделать с Эмерлиной…

— Её зовут Эмерлина? — перебила она.

— Да. Её зовут Эмерлина…

— С ней всё будет в порядке, — она отпила ещё глоток своей адской смеси и стукнула кружкой по столу.

— Откуда ты знаешь? Изенгрин жуткий подлец, он не знает ни чести, ни сострадания.

— Я тебя уверяю, Ренар: твоей женой всё будет в полном порядке.

— Да… Спасибо. Но ещё больше я волнуюсь за детей. Эмерлина выдержит, но выдержат ли они?

— С ними тоже всё будет в порядке.

— Я рассказал ей о твоём горе, — вдруг вставил Арен.

— То есть ты знаешь, как мне сейчас плохо?

— Скоро будет лучше, — кажется, напиток придавал ей сил.

— Флёр, что ты несёшь?

— Надеюсь, я всё сделала правильно…, но пока не знаю, какой будет твоя реакция.

Я вопросительно посмотрел на Арена. Лис пожал плечами.

— Что ты сделала?

— Да вот теперь думаю, хорошо это или нет…

— Что сделала-то?

Лисица подняла голову и пристально посмотрела на меня. Глаза её стали масляными, взгляд чуть дёргался. Она явно была пьяна, но свой секрет выдавать всё равно не хотела.

— Скоро узнаешь… Наверно. В любом случае нам лучше здесь немного задержаться. Но если всё получится, то мы уплывём отсюда очень быстро.

— Задержаться? О чём ты говоришь? Мою семью держат в подвале вместе с недосуществами! Ты хоть представляешь, каково им там сейчас?

— Скорее всего… сейчас им хорошо. Особенно Эмерлине.

— С чего ты так решила?! — ощетинился я. — Ты и так отняла у меня кучу времени! Без тебя я бы уже плыл домой, после чего вернул самое ценное, что у меня есть в жизни! У меня своих проблем выше крыши, а вместо того, чтобы помогать тем, кто в этом действительно нуждается, я сижу тут и смотрю, как ты спиваешься из-за какого-то кольца на шее!

Кружка замерла на полпути к пасти лисицы. Только что я вылил на неё то, что раньше копилось в глубине души.

— Извини… — внезапно остыв, промямлил я.

— Ничего. Ты прав.

— Что?

— Я обуза. Никому ненужная обуза… просто тело. Меня убеждали в этом четыре месяца подряд, и, кажется, я начинаю в это верить. Я никому не нужна, моё предназначение — служить другим тогда, когда они этого захотят. Я никто, я машина для убийств, я тело для сексуальных утех. Всё, что я делала в своей жизни, — это убивала и калечила чужие жизни. От меня нет никакой пользы, как от самой несчастной рабыни на свете…