– Я сделал это во имя своего отца, Дана, - жарко и ласково прошептал венгр у нее над ухом. – И ради тебя…

Иоана до сих пор не могла окончательно поверить в его отца Дана, хотя носила на цепочке на шее перстень Данешти, перешедший от свекрови к невестке, - но охотно поверила, что Андраши поступает так ради нее. Как бы он ни рассчитывал каждый свой шаг, любовь не поддавалась расчету.

Каждый из них в этот миг жалел, что еще не может окончательно овладеть своею любовью и окончательно отдаться ей, - но уже теперешняя жаркая сладость единения возносила их над миром. Придавала сил и позволяла смеяться тогда, когда, казалось, наступало время для беспросветного уныния. Ведь это только малость, самое начало – перекреститься в православную веру тайком от Корвина! Это произойдет, только если им удастся пленить и предать суду Колосажателя, отпугнуть турок, проехать по огнем горящей земле, войти в Тырговиште, прочно сесть там - и уберечься от ножей, которые наверняка готовят против венгров и озлобленные нескончаемыми тяготами войны простолюдины, и бояре! Ведь есть среди валашских бояр и такие вельможи, которые стоят за Раду Дракулу – чистокровного князя из рода Дракул, бывшего с самого нежного возраста наложником султана!

Уже потому только Иоана готова была любить этого венгра, законного или незаконного ставленника Матьяша Хуньяди, и держаться за него всеми силами – законно или незаконно!

– Государь мой, должно быть, голоден, - прошептала наконец Иоана, вырвавшись из объятий своего друга.

– Голоден… всегда, - шепотом ответил он, опалив ее взглядом. – Но сойдем вниз, княгиня, чтобы наши люди наконец смогли вспомнить о собственных делах!

Смеясь, они, точно напроказившие дети, взялись за руки и побежали вниз.

На винтовой лестнице, которая вела с башни, Иоана вдруг споткнулась – и Андраши поймал ее. Иоана ахнула от испуга, схватившись за его шею. Граф поморщился.

– У тебя руки загрубели, - сказал он, сжав ее ладонь и нежно улыбнувшись невесте. – Такие прекрасные руки, и такая черная работа… такие суровые испытания!

Он поцеловал ее ладонь, но Иоана не откликнулась.

– Тебе не нравятся мои руки? – спросила валашка – так, точно он смертельно оскорбил ее.

Венгр перестал улыбаться.

– Я люблю все, что есть в тебе, - сказал он серьезно. – И ты знаешь, как я всегда любил твою храбрость и стойкость!

Извиняясь, Андраши еще раз поцеловал ее руку, загорелую и загрубевшую, как у бывалого ратника; но Иоана больше не улыбнулась. Влюбленный догадался, что у нее на сердце, и подумал, что и в самом деле совершил большой промах: нужно исправить эту ошибку… Может быть, он даже закажет для Иоаны у семиградских кузнецов легкий доспех и меч – пока они еще могут пригодиться его суженой; но потом, когда князь и княгиня сядут в Тырговиште, эти вещи упокоятся в оружейной. В Валахии строго смотрят на положение и занятия женщин – и княгиня должна будет служить образцом женской добродетели, как ее понимают в городе, над которым так долго довлел Влад Цепеш…

По крайней мере, пока – пока нравы в этой дикой стране не сделаются свободнее.

Они сошли вниз и сели обедать, вместе со своими людьми, венграми и валахами. И почти все эти люди, без различий верований и крови, уже чувствовали себя братьями. Бела Андраши делал все, чтобы произошло такое единение.

Иоана и ее избранник вскоре совершенно помирились – и ночью граф, видя такое расположение своей невесты, хотел даже последовать за нею в ее комнату: приласкать Иоану, не требуя ответа, от которого она все еще воздерживалась, храня в своем сердце какой-то последний оплот верности своему давно сгинувшему супругу. Андраши брал эти укрепления одно за другим – но Иоана все еще не сдавалась окончательно, во вред самой себе. Опытный любовник знал, что воздержание бывает так же тяжело для цветущих женщин, как и для мужчин.

– Я ничего сейчас не попрошу у тебя, - тихо уговаривал он Иоану, засматривая ей в глаза и гладя ее руки. – Я только хочу облегчить твои мучения… Дай же мне выразить мою любовь к тебе…

Иоана вдруг необыкновенно остро посмотрела ему в глаза.

– А точно ли ты христианской веры, мой друг? Такие прельстительные речи совсем несвойственны нам! Не в гаремах ли ты наслушался их?

Не права ли она была, думая, что Андраши наполовину турок? От этой мысли все внутри ее заледенело.

Против чего она борется – и за что?..

– Я бывал в Турции и познакомился с турецкими нравами, - нисколько не смутившись, прошептал жених ей на ухо; он целовал ее, гладил ее руки, плечи. – Но я оттого не сделался турком, любовь моя… У наших врагов есть немало здоровых и полезных обычаев, у них можно перенять не только казни…

Иоана вдруг бессильно уронила руки.

– Я не могу больше бороться, устала, - всхлипнула она. – Не могу воевать с собой и с тобой!

Любовник улыбнулся.

– Заключи перемирие с обоими, - сказал он. Подхватив Иоану на руки, он унес ее в опочивальню.

Он опять заставил Иоану умереть и возродиться – она как будто каждый раз рождалась в его руках новой женщиной! – а после ласк прилег рядом с нею.

Иоана, вся пылая, расплакалась от стыда, счастья и вины перед обоими возлюбленными. – Зачем ты все еще здесь? Не могу смотреть на тебя и думать, что ты так же мучаешься, как я, - прошептала она, отвернувшись от графа.

Андраши усмехнулся, перебирая ее влажные волосы.

– Я не так мучаюсь, уверяю тебя, возлюбленная, - сказал он. – Не терзайся больше никакими вопросами обо мне!