Сидя на корточках, Роза отдула с лица прилипшую прядь. Что теперь делать?.. Что-то подсказывало девушке, что ее еще долго не хватятся, если она останется где есть.

Но нельзя возбуждать никаких подозрений. И Аббас должен прийти, ведь так?

Роза медленно встала и, опустив курок, убрала оружие. Девушка вернулась в вагон, отведенный ее госпоже. Меила там по-прежнему не появлялась.

Роза внезапно поймала себя на жутковатой мысли, что перестает думать о Меиле как о близком существе, о хозяйке, которой нужна ее преданность. За то время, что прошло с воскрешения Имхотепа, ее молодая госпожа необратимо и, пожалуй, страшно переменилась: хотя ее наружность и манеры остались почти прежними.

“Бедная мисс Меила”, - подумала служанка.

Тут послышался топот сапог, и вошел Аббас. Роза вскочила с кресла, в которое только что села.

– Наконец-то!..

– Мальчик пытался сбежать, - сообщил египтянин то, что Роза и так уже знала.

Англичанка кивнула.

– Да, я видела, - сказала она.
– Имхотеп его поймал.

Аббас подошел к ней и решительно взял за руку: как будто уже имел на это полное право.

– Наши вышли из поезда, они отдыхают, - сказал молодой египтянин.
– Пойдем наружу, чтобы нас не заметили тут вместе.

Они снова пробрались к выходу. Аббас спрыгнул с подножки и осмотрелся; и только тогда помог ей сойти.

– Вон туда, - Аббас показал в сторону развалин, откуда Роза только что вернулась. Однако она не успела углубиться в храм: а сейчас молодой жрец Хафеза уверенно вел ее вперед. Он шел первым, и Роза с трудом поспевала за ним, прокладывая путь между колоннами и остатками стен из песчаника, сливавшимися с местностью.

– Вон там священное озеро, - Аббас вытянул руку вперед.
– Но мы туда не пойдем. Садись.

Роза села в тени одной из стен, в квадратном дверном проеме. Здесь было довольно прохладно. Удивительно, как она привыкла к египетскому климату…

Аббас сел напротив, поджав ноги.

– Тебя не будут искать?
– спросила Роза, опасливо осмотревшись.

Безмолвие вокруг угнетало. Казалось, кроме них двоих, тут сейчас никого нет.

Ее жених улыбнулся.

– Будут, но долго не найдут. Ничего, - беспечно сказал он.
– Я хочу предложить тебе остаться здесь и не ехать дальше.

Роза уставилась на него.

– Как?..

– Карнак - последняя остановка, откуда можно уехать, - ответил Аббас серьезно.
– Вернись к реке, я покажу дорогу. Там ходят пароходы с англичанами.

Он помолчал.

– Дальше будет совсем пустыня, дикие места.

Роза молчала. Она чувствовала себя как солдат на чужой земле, брошенный всеми товарищами.

– Как я могу вернуться? Что скажет мисс Меила?..

Аббас всплеснул руками.

– Здесь уже нет мисс Меилы! Сегодня вечером не будет, - ответил он.
– Я ведь не лгал!

Молодой жрец помолчал.

– У тебя есть деньги на билет? Если нет, я дам.

Роза медленно подняла голову и посмотрела на него. Это все было как непрекращающийся сон - один переходящий в другой, хуже прежнего…

– И куда же я пойду?

– Домой. К госпоже, - ответил Аббас.
– Скажешь, что тебя послали назад.

Это было, конечно, правдоподобно - для тех, кто не знал правды…

– А когда госпожа вернется?..

– Ты думаешь, она вернется?
– серьезно спросил Аббас.

Роза вскочила.

– Что ты имеешь в виду?..

– Я не знаю!
– ответил египтянин.

Он тоже встал и схватил ее за руки. Они держались друг за друга как утопающие.

– Уезжай, пожалуйста, - умоляюще сказал Аббас. Он коснулся ее щеки.
– Я очень постараюсь вернуться к тебе.

Роза несколько мгновений молчала, а потом сказала:

– Хорошо.

Сама не ожидая от себя такой смелости, она обхватила Аббаса за плечи и подняла к нему лицо. Египтянин быстро нагнулся к ней, и их губы встретились. Поцелуй получился неловким и коротким: но эта близость пронзила их до мозга костей.

Потом Роза побежала назад: собрать свои пожитки. Она уже сама находила дорогу.

Не только они сейчас уединились в Карнаке. Имхотеп, сойдя с поезда, увел за собой свою возлюбленную: чтобы, укрывшись от чужих глаз, наконец сделать ее своей женой.

– В храме Амона соединяли браком только царей и цариц, - сказал верховный жрец Осириса, ведя за руку Меилу.
– Но мы с тобой выше их и выше древних законов.

Меила не могла противиться ему. Только с Имхотепом ей казалось, что она живет: что только так и возможно жить.