Не разломать просто так.

Постучав по камню костяшками пальцев, кицунэ задумалась. Идя сюда, Шио надеялась обнаружить реликвию в более плачевном состоянии. Впрочем, наличие трещин обнадёживало, хотя искру всё равно придётся зажигать.

Девушка поморщилась. То, что в простонародье называлось «искрой», на самом деле являлось сжатой в точку чакрой, причём сила искры зависела от количества энергии. Это требовало невероятного упорства, концентрации и, как многие считали, таланта. Её мать была таким талантом, щелчок пальцев – и рой опаснейших светлячков окутывал её с ног до головы, и даже умирая, она распалась на миллиард тёплых звёзд. Курама спокойно зажигал одну и держал её довольно долго, чуть попыхтев – две-три.

Максимум Шио – нечто жалкое и мигающее на третьей минуте в количестве одной штуки. Но для такого камня должно хватить. Для лучшего эффекта девушка подержала ладони над светильниками до тех пор, пока кожу не стало жечь, и сложила печать концентрации. Затем, собрав все десять пальцев лодочкой, постаралась сосредоточиться.

Спустя десять минут ковыряния и шипения, в её руках была крохотная искра, похожая на ту, что отлетает ночью от костра. Ёко предельно аккуратно приблизила её к камню и, подув, стала направлять в самую широкую трещину. Как только искорка исчезла в ней, девушка шумно выдохнула и расслабилась.

Реликвия ярко полыхнула изнутри и развалилась на части. Кицунэ довольно улыбнулась самой себе, вытерла со лба выступивший от напряжения пот и взяла из кучи пару самых крупных камней, на которых ещё оставались надписи, чтобы позже сбросить в реку. Так, даже если кто-то очень дотошный сможет собрать всё воедино, то нескольких фрагментов ему всё равно не хватит. Да и кто – Итачи? Саске?

Ну, уж извини, Итачи. Иди к чёрту, Саске.

А Мадара...

Видел уже. Читал. Может, прожил так долго именно поэтому, гад такой.

– Да гори оно всё... – произнесла Шио, поднявшись, и пнула из всех сил светильник. Масло разлилось, пламя запрыгало по полу.

Второй – в другую сторону.

Красиво...

Полюбовавшись на творение своих рук, кицунэ поспешила к выходу. До её ушей донёсся мерзкий многоголосый визг, запахло палёной шерстью. Швырнув второй факел в огонь, девушка побежала наверх, намереваясь завалить проход где-нибудь у начала спуска, что бы пожар не выбрался за пределы подвала.

Тайна клана Учиха была похоронена.

Пожалуй, Хината нервничала. Объяснения Зеру были простыми и понятными, такие, что ни одного вопроса не задашь, но, оставшись в одиночестве на вершине, девочка осознала, что весьма смутно представляет что делать. Мужчина сказал, что ей не нужно принимать боевой облик, достаточно только крыльев, даже хвост необходим лишь при дальних перелётах.

– Птенцам хвосты ни к чему, – вот как он сказал, а Хьюга стушевалась.

Взяв себя в руки, Хината мысленно разбила свои действия на этапы.

Снять куртку и завязать её рукава узлом на поясе.

Снять обувь – для лучшей устойчивости. Юсуи пояснил, что для первого раза необходим разбег, и контакт с землёй под ногами не менее важен, чем наличие крыльев.

Сесть, скрестив ноги. Логично, что после боевого обличья, заставить появиться крылья – легко, но, видимо, её логика была какой-то неправильной.

Зеру не говорил торопиться. Мужчина разрешил ей сосредотачиваться сколь угодно долго, пока он сам будет терпеливо ждать внизу.

Хьюга глубоко вдохнула и выдохнула через нос. Закрыла глаза. В конце концов, она не знала другого хорошего способа сосредоточиться.

Медитация – это именно та тренировка с отцом, с которой не хотелось малодушно сбежать. Хината всегда была усидчивой, и по три часа такого занятия в день не тяготили её, а наоборот, являлись отдыхом и одновременно каким-то таинством. Хиаши всегда входил в комнату тогда, когда девочка уже сидела на татами. Кивал – от неё требовалось тоже кивнуть, не как отцу и главе клана, а как простому человеку, который решил привести свои мысли в порядок и успокоить разум. Хината позволяла себе раствориться в комнате, в её тепле, в проникающих сквозь тонкие сёдзи лучах солнца; мысли то разбегались, цепляясь за всё подряд: брат, дядя, Коноха, цветок на клумбе, от чего-то плачущая служанка, мальчик с солнечными волосами, – то исчезали вовсе, не мешая дышать прогретым воздухом и слушать, как ветвь дерева снаружи чуть задевает крышу, и стук бамбука из сада.

Сейчас ничего такого она не слышала, однако Хьюга постепенно сливалась со скалой и простором. Мыслей не было – ни одной. Кто-то говорит, что это сложно, но у неё всегда, при желании, получалось освободить голову. Девочка чувствовала своё волнение и чакру, ветер, перебирающий её волосы, и не видела, но ощущала своего ангельского близнеца, не думая ни о чём этом, а принимая, как есть. В груди поднималась какая-то волна, что-то прохладное, словно вода в глубоком озере жарким днём, биение сердца было отчего-то слышно слишком хорошо, вдоль позвоночника пробежалась щекотка и...