— Закончились, значит…

Йен достал из кармана ключи от машины Пола, которую он одолжил другу на вечер по его просьбе для встречи с коллегам по фонду, и схватил девушку под руку.

— Пошли, — рыкнул он и насилу протащил её к выходу.

— Что ты делаешь? — воскликнула она. — Отпусти!

— Только после того, как узнаю, какую дрянь ты себе колешь, — выплюнул Сомерхолдер.

— Это был аминазин, сильнодействующее, но всего лишь успокоительное, — попыталась объяснить Нина, но Йен ей уже не верил.

— Вот у врача и проверим, — ответил он, пытаясь блокировать её движения. — Не волнуйся, наркологический диспансер тут неподалёку.

Добрев изо всех сил старалась вырваться из цепких объятий брюнета, но, конечно, у неё ничего не вышло: едва ли она могла бы побороться с мужчиной, который весил чуть ли не вдвое больше неё и всегда занимался спортом.

— Ты придурок, — шипела Нина, пытаясь вырваться и оставляя на руках Йена следы от ногтей. — Ненавижу тебя! — прокричала она, ударив несколько раз в его грудь своими маленькими кулачками.

Кое-как Сомерхолдер вывел её из дома и снял с автомобиля сигнализацию, небрежно толкнул девушку в салон и с шумом захлопнул дверь. Болгарка хотела открыть её и выбежать, но Йен быстро сориентировался и, сев за руль, поставил все двери на блокировку.

— Ты параноик, — с ненавистью процедила Нина. — Тебе самому лечиться нужно!

— Млять, откуда я знаю, на что ты способна в таком состоянии? — с какой-то жалобностью воскликнул Йен, пытаясь отдышаться и взглянув на неё в автомобильное зеркало.

— Катись к чёртовой матери, идиот, — крикнула болгарка срывающимся голосом.

В больнице Йену пришлось выложить крупную сумму денег не только для того, чтобы их с Ниной приняли без очереди и провели экспресс-тест на наличие наркотических веществ в крови, но и чтобы весь медперсонал впоследствии держал рот на замке и нигде не упоминал о их визите. Впрочем, сейчас деньги были последним, о чём он думал.

— Доктор, это точно? — с недоверием спросил Йен, разглядывая какие-то цифры на листе А4 с результатами обследования.

— Абсолютно, — заверил врач. — Мы проверили результаты три раза. Кровь абсолютно чистая, в ней замечены только следы сильнодействующего успокоительного. Похоже на аминазин, но я могу ошибаться. Но это не наркотики, вероятность стопроцентная.

В этот момент в душе Йена мирились двоякие ощущения: с одной стороны, наступило облегчение оттого, что предположения насчёт наркотиков не оправдались, но с другой ему было ужасно стыдно перед Ниной. Для неё всё то, что он устроил, было не только стрессом, но и самым настоящим унижением.

— Спасибо, — вздохнув, проговорил Сомерхолдер, пожав мужчине руку.

— Да не за что, это наша работа. Удачи Вам.

Йен рассеянно кивнул и вышел из кабинета. Неподалёку он увидел Нину: она сидела на диванчике, опустив голову и обхватив её руками, и смотрела в пол.

— Прости меня, — чуть слышно виновато произнес брюнет. — Я… Я очень волнуюсь за тебя.

— Волнуешься? — Нина подняла на него глаза, полные слёз. — Спасибо, господин Сомерхолдер, за заботу! Лучшего я и пожелать не могла!

— Нина, пойми меня, — попросил он, — я правда боюсь, что ты можешь что-то сделать с собой.

— Не дождёшься, — фыркнула Добрев, и Йену на мгновение показалось, что это потепление.

— Давай я отвезу тебя домой, — предложил он.

— Да пошёл ты, — выплюнула девушка и, не взглянув на него, прошла по направлению к выходу из здания диспансера.

Йен кинулся вслед за ней.

— Нина! — окрикнул её он.

Болгарка обернулась, но не для того, чтобы поговорить с ним.

— Прежде чем делать какие-то выводы, научись хотя бы слушать людей, — отрезала она и, вновь отвернувшись, быстро прошагала к двери и вскоре скрылась.

— Блять, ненавижу, — сквозь зубы прошипел Сомерхолдер, понимая, что сейчас действительно, наверное, погорячился.

Нина уехала домой, а Йен отправился на встречу с коллегами по ISFoundation. Его нервы были на пределе, и он понимал, что ему нужно расслабиться, поэтому после собрания он решил поехать в местный бар, чтобы немного развеяться и выпить. Ему, как и Нине, тоже необходимо было привести мысли и чувства в порядок и побыть в одиночестве, поэтому звать с собой кого-либо из друзей он не стал.