Пока редактировала её, задумалась: а сама бы я такое простила? И ответить самой себе на вопрос я не смогла.

Поэтому хочу поинтересоваться у читателей: смогли бы простить любимому человеку такой поступок?

====== Глава 60 ======

Каждое новое утро было похоже на предыдущее: серая дымка дождливого Ковингтона, головная боль и ломота во всём теле — последствия обильного возлияния накануне, и единственное желание — закрыться ото всех у себя дома, пусть один на один со своими чувствами, но хотя бы не видя человека, один взгляд которого бередил в душе ещё свежие кровоточащие раны, и не изображая на камеру фальшивые эмоции.

Именно такой была жизнь Йена и Нины сейчас, и теперь они не знали, когда можно было бы ждать хоть каких-то изменений в ней. Они оба понимали только одно: произойдёт это нескоро — только тогда, когда хватит сил забыть и отпустить.

Напрасно Нина думала, что ей это сделать будет легче. Жизнь сложилась так, что ей пришлось попрощаться с Йеном не в первый раз, и мысли о его поступке вызывали в ней омерзение… Вот только её душа, каждая клеточка её тела желали другого. Она была связана с этим человеком тысячами незримых нитей, и когда его не было рядом, сердце кричало оттого, что так по нему скучало. «Если я его люблю, то почему мне так сложно его простить?» Этим вопросом в последние дни Нина задавалась не раз, но ответа на него найти так и не смогла. Возможно, она не до конца это осознавала, но в ней говорила невероятной силы обида: она не могла смириться с мыслью, что хоть на одну ночь, но любимый человек предпочёл другую. Перед этим фактом все логичные доводы меркли, и вновь и вновь глаза застилала ненависть. И в такие минуты, как бы это страшно ни звучало, становилось немного легче. Однако это были лишь мгновения. В душе же шла борьба двух, казалось бы, противоположных чувств, — любви и отвращения, которая разрывала её на части. Но отвращение было даже, скорее, не к самому Йену, хоть Нина пока это и не понимала, а к его поступку — возможно, именно поэтому оно так легко сменялось нестерпимой тоской по всему тому, что между ними было.

Нина впервые начала искать утешение в алкоголе, и причиной этого было не только расставание с Йеном: всё, что происходило в её жизни на протяжении трёх этих месяцев, медленно, день за днём, ломало её, забирая из неё жизнелюбие и веру в лучшее, убивая ту Нину Добрев, которую окружающие и она сама привыкли видеть в ней.

Съёмочный день начался как обычно, однако сконцентрироваться на работе Нине было тяжело: ночью она провела несколько часов в клубе и поэтому совершенно не выспалась. Её состояние оставляло желать лучшего: сильно болела голова, тошнило, прошибал озноб. Добрев не понимала, из-за чего это могло происходить: накануне она выпила немного и домой вернулась вполне трезвая, что, к сожалению, для неё было уже непривычно. Но делать было нечего: съёмочный процесс был в разгаре, и Нина просто не имела права разболеться, а потому, выпив несколько таблеток аспирина, она вернулась к работе.

Сцена за сценой, десятки испорченных дублей, несколько часов съёмок нон-стоп — актёры выкладывались по полной.

— Я так больше не могу, вы сводите меня с ума! — на пределе голоса кричал Гислер. Нервы уже не выдерживали. — Йен, Деймон — не мученик! Что за взгляд исподлобья, как у нашкодившего школьника? Что за чертовщина? Мне нужна страсть, мне нужна химия, мне нужен взрыв, понимаете вы это или нет? У вас и в помине этого нет, вы как будто бы прикасаться друг к другу боитесь!

Режиссёр, встал с кресла, упершись руками в боки, запрокинул голову и с шумом выдохнул. Нина и Йен совершенно обессилены, но переступить через себя уже не могут, как бы им ни хотелось. Боль не спрятать за привычными масками: она возвращается, как только видишь эти глаза, которые не дают душе покоя.

— Ребят, ну что такое? — уже примирительным тоном, боясь перегнуть палку, спрашивает Крис, подойдя к Нине и Йену. — Мы снимаем этот крошечный эпизод уже почти час, всего лишь небольшой диалог, пара реплик. За вас всё должны говорить не слова, а жесты и взгляды. А вы оба находитесь, кажется, не здесь. Я понимаю, усталость, совершенно другие желания, но мы заканчиваем эту историю. И каждая секунда должна держать зрителя в напряжении, он должен видеть эти искры между героями, понимаете?

Ребята кивают.

— Давайте ещё раз попробуем, — скомандовал Гислер, вздохнув и вернувшись на своё место. — Камера! Мотор! Начали!

— Здесь ничего не изменилось за прошедшее время, — с долей радости произнесла Нина в образе Елены.

— Оу, ну я бы с такой уверенностью не говорил, — ответил Сомерхолдер. — Вот Стефану, например, спустя сто пятьдесят лет надоело быть холостяком, так что они с Барби устраивают большую пьянку по поводу… Как она там говорила… А, точно! Их «волшебной июньской свадьбы». Звучит как название фильма, правда?

— Что-о-о? Стефан и Кэролайн решили пожениться?

Деймон засмеялся.

— Так, всё-всё-всё, — сказал он, подняв согнутые в локтях руки. — Больше ни слова об этом дурдоме. Это ты была в отключке, а мне-то пришлось выслушивать эти «где достать живые цветы в таком количестве?», «о боже, мы же ещё не выслали приглашение Рику!», и, наконец, коронное: «Деймон, ты меня терпеть не можешь, поэтому скажешь правду. Итак, это платье меня полнит?»

— Деймон, мои лучшие друзья решили пожениться, а я об этом знать не должна? — с недоумением и долей шутливой обиды воскликнула Елена. — Вот Форбс, даже не сказала ничего…

— Вы виделись с ней всего-ничего. Блонди тебе ещё успеет все уши прожужжать, поверь. Наслаждайся спокойствием пока.

Сомерхолдер притянул к себе девушку, и за этим Гислер наблюдал с замиранием сердца: именно с этого момента и начинались проблемы. Но пока всё шло так, как ему было нужно.

— Тем более, что всё-таки есть кое-что, что за эти годы осталось неизменным, — уже тише проговорил он, нежно касаясь её губ.

Он хотел бы повторять эти поцелуи снова и снова, но мысли о том, что они не одни и это — всего лишь игра, не давали ему расслабиться. Внутри всё сжималось, а руки холодели.