– И я бы помог ему!
– черные глаза сверкнули золотом. Гвин не успел среагировать и отлетел на пару метров.

Джейн невольно ахнула. Спина мужчины неприятно хрустнула, и он сморщился от боли. Жрец приближался к нему с самодовольной ухмылкой.

– Вставай!
– выкрикнула Джейн, позабыв, что ее никто не услышит. Но Мерлин встал и стремительным выбросом руки послал в тень заклинание. Оно задело щеку Жреца, и из раны хлынула кровь. Тот с удивлением и даже каким-то неверием провел ладонью по ране и уставился на покрасневшую руку.

– Тогда я и тебя убью, - холодно процедил Мерлин, направляя палочку мужчине в сердце.

– Попробуй, - ухмыльнулся Жрец.
– Мальчишка.

– Ты обвиняешься в двенадцати убийствах, - прошипел Гвин, переполненный ненавистью к этому человеку.
– И будешь предан смерти при попытке сопротивления.

– Даже не предложишь мне проследовать за тобой в ваш штаб, или как там это называется? А как же суд, заключение? Закон?

Жрец явно глумился, надеясь вывести Гвина из себя. Но здесь он не на того напал. Мерлин давно научился в совершенстве контролировать свои эмоции, действия и мысли. Только так можно было достичь совершенства.

– Ты не заслуживаешь жизни, - ответил он.
– И не должен жить.

В лице Жреца что-то изменилось. И внезапно он рассмеялся. Гвин воспользовался моментом и швырнул в него заклинанием, но Жрец взмахом руки обезопасил себя.

– Я понял, о чем ты. Ведь я последний Жрец Древней магии, ее Хранитель. С моей смертью умрет и она. И никто больше из живущих не вспомнит законы мироздания. Ты не хочешь, чтобы эти знания попали в чьи-то руки, не так ли?

Джейн ощутила, как сердце Гвина провалилось в пятки. Значит, он угадал. Жрец воспользовался этой секундой, взмахнув обеими руками сразу. И Гвин снова не успел поставить блок. Сотня кинжалов возникла из воздуха и устремилась к профессору. Он повалился на бок, но одно из острых лезвий воткнулось в его плечо.

Жрец медленно подошел к истекающему кровью Гвину.

– Глупец, - прошипел Жрец и рывком вытащил из плоти свой кинжал. Мерлин сжал зубы и, утопая в адской боли, не закричал.

– Храбрый мальчишка, - Жрец присел на корточки подле поверженного мракоборца и сломал ногой его палочку.
– Мне было бы жаль убивать тебя в другой ситуации, и я бы мог многому тебя обучить. Такой талант… Но ты отнял у меня мое сердце, моего брата. И мне не жаль.

Острым кинжалом он провел на нижней губе Мерлина, оставляя на ней шрам, из которого тотчас же стала сочиться горячая противная кровь.

Синие как само море глаза в форме ракушек уставились прямиком в холод и тьму черных аметистовых глаз. Сплюнув заливающую рот кровь, сквозь боль и ненависть, Мерлин прошипел:

– Мне тоже не жаль. Я не хотел убивать твоего брата, но должен был. И знаешь, ты не последний.

На лице Жреца возникло недоумение. И в то самое мгновение синева внезапно озарилась пламенем золота, и Жрец отлетел в сторону. Возникший в воздухе ураган подхватил его и закружил в бесконечном водовороте. Жрец что-то кричал от боли. Но Мерлин, вытянув вперед красную от крови руку, лишь сильнее сжал пальцы, усиливая воздушный поток.

Секундная вспышка - и всё исчезло. На траве в сумраке леса остался лежать лишь длинный черный плащ. Мерлин тяжело дышал. Магия отняла у него силы. Безвольно опустив руку, он откинул голову назад и закрыл глаза, с мрачным чувством выполненного долга позволив боли и темноте поглотить себя.

И Джейн тоже закрыла глаза. Внутри она вся дрожала от увиденного поединка. Она понимала лишь то, что убитый Гвином волшебник был злым. Понимала, что ее учитель совершил правосудие. Но никогда прежде она не видела в Гвине столько силы и гнева. Пожалуй, он действительно мог быть страшным, когда хотел. Когда сражался. А еще Джейн поняла ту тайну, что открыл колдуну перед гибелью Гвин. Древняя магия, чем бы она ни была, не умерла. Откуда-то мракоборец знал ее. И знает до сих пор.

«Жизнь и смерть, ей подвластно все. На ней строилось все, что создает этот свет. Понимаете, Джейн? Тот, кто владеет ей, может владеть миром».

Джейн внезапно ощутила прикосновение мягкого ветра к своему лицу и распахнула глаза. О, лучше бы она не делала этого! То, что она так боялась увидеть, наконец, предстало ее глазам.

Листва опала с ветвей деревьев, и они, голые и несчастные, воздевали свои жуткие ветви к небу, словно молились. Но если молитвы их были о спасении, то боги их не услышали.