— Плохи их дела, — прохрипел Дингл, намекая на соседнюю группу мракоборцев.

— Ева! Твоя очередь! — вдруг громко крикнула Беата и отступила. Она выглядела изможденной, ее лицо напоминало выцветшую бумагу, под глазами залегли тяжелые тени, делая ее похожей на поднятый из могилы труп.

Ева Кавендиш в облике лисы проворно отскочила назад, встала рядом с Беатой, без усилий принимая человеческое обличье, и тоже взмахнула руками. Ей это давалось определенно проще.

Блэк отвернулся лишь на секунду, дабы откусить хвост особо незадачливому оборотню, а когда обернулся назад, Беаты не обнаружил. На ее месте стояла только Ева, спокойная и уверенная. В отличие от сестры, глаз она не закрывала, и те сейчас пылали нестерпимым ярко-синим огнем, на который было физически больно смотреть. На секунду она обратила свои страшные омуты на Блэка, осклабилась, узнавая, и дернула головой куда-то в сторону. Сириус проследил взглядом ее жест и увидел удаляющуюся спину Спринклс, которая прямо сейчас, шатаясь, уходила в сторону Запретного Леса. Если бы не факт направления, Сириус рискнул бы подумать, что Беата совершенно по-девчоночьи струсила. Но нет. Она явно действовала согласно своему известному только ей плану.

Черный пес обернулся на дерущихся за его спиной мракоборцев, снова посмотрел вслед Беате, поколебался всего секунду и понял, что выбор абсолютно очевиден. Возможно, подумал Блэк, я недостаточно гриффиндорец для того, чтобы остаться здесь, рядом с Динглом, рядом со всеми. С другой стороны, поразмыслил он, он вообще здесь быть не должен.

Блэк, глухо зарычав на качающегося на слабых лапах оборотня, оттолкнул того с дороги и резко рванул вперед, покидая пределы защитной границы, от которой теперь осталось одно лишь название. Пожиратели сделали свое дело, начисто раздолбав Охранные чары, и отступили вглубь леса, не особенно стремясь попасться под разгоряченную лапу своим мохнатым союзникам. Оборотни тем более ни черта не замечали. Их куда больше интересовали теплые, вкусно пахнущие люди, чем одинокий пес, шедший по следу странно пошатывающейся девушки, от которой на милю веяло незнакомой и очень враждебной магией.

У опушки Леса Блэк оглянулся еще раз — воздух вокруг Евы полыхал алым, настолько сильна была ее магия, создавая дикий контраст с ее сверкающими синим льдом глазами. Лиса продолжала стоять и выглядела вполне неплохо, чем-то напоминая Беату в момент нападения Пожирателей в Лондоне. Та была столь же безумна.

Времени раздумывать дольше уже не было, необходимо было найти Спринклс, пока она не сотворила какую-нибудь откровенно гриффиндорскую, как-бы выразилась Паркер да и сама Беата, глупость.

Запретный Лес ждал.

Комментарий к Глава XXI: Ночь Перевертышей. Часть Первая: Вечер

Ева Кавендиш: http://vk.com/wall-72499916_215

========== Глава XXI: Ночь Перевертышей. Часть Вторая: Утро ==========

Больничное крыло, утро после полнолуния

Для Ремуса самым любимым после полнолуния было просыпаться. Просто просыпаться.

Несмотря на дикую боль в изломанных порой костях, на многочисленные порезы, доходящие до абсурда кровопотери и разбитые физиономии друзей, неудачно попавшихся под руку, вернее лапу, Люпину, утро было самым лучшим событием после полнолуния. Даже если Ремус успевал натворить дел в период своего безумства, просыпаясь утром, он знал, что у него хотя бы есть шанс исправить содеянное. Это утро не было исключением.

Солнце заглянуло в окно, коварно пробралось своими длинными теплыми лучами за занавеску и ткнуло Ремуса прямо в глаз. Люпин попытался повернуть голову, но коварное светило упорно продолжало обливать юношу утренним светом, всеми силами выдергивая его из оков сна. Ремус глубоко вздохнул, с удивлением обнаружил свои ребра относительно целыми и наконец проснулся.

События прошедшей ночи всплывали в голове Люпина, как вареные пельмени — неохотно и вяло. Вот Эмили стоит совсем рядом с ним, вот она уходит, потом он чувствует, как начинает превращаться, открывается дверь, мелькает свет факела, чье-то испуганное лицо и… и дальше ничего. Ремус не помнил совершенно ничего. Радоваться этому или нет он не знал, но порой ему нравилось находиться в сладком неведении как можно дольше.

Он вздохнул еще раз, попытался пошевелиться и неодобрительно крякнул. В очередной раз мадам Помфри замотала его бинтами так, что Люпин стал похож на мумию-доходягу. Судя по крепости связывания, лекарша была искренне уверена, что Люпин рассыплется на части, не привяжи она его части тела друг к другу. Его медленные, сонные еще размышления прервал недовольный и до боли знакомый голос.

— Ремус Джон Люпин, — сказал этот голос с легкой хрипотцой и сделал паузу. — Ответь мне, пожалуйста, зачем и с какой конкретной целью ты плотоядно и совершенно несдержанно искусал Люциуса Абраксаса Малфоя?

Так умела говорить только Паркер — бесстрастно и безжалостно вытрясывая из тебя душу одним лишь взглядом, одной лишь интонацией и строгим выражением лица. Он даже знал, как она сейчас стоит — скрестив руки на груди и устремив на него свой ястребиный сверлящий взгляд.

Будущая профессор МакГонагалл, не иначе.

— Ремус, не притворяйся. Я знаю, что ты проснулся.

Ремус только усмехнулся — Эмили не менялась. Было так радостно слышать ее живой и здоровый голос сразу после тяжелого полнолуния, что смысл фразы до Ремуса дошел не сразу. Плотоядно и совершенно несдержанно искусал… Люциуса?!

— Что?! — взревел Ремус не своим голосом и резко сел на кровати. Тело, вопреки его опасениям, не протестовало и вообще никак не отреагировало на это движение — будто бы не было никакого подвала, цепей и превращения.

Подождите… Цепи, он же вырвал их из стены вместе с креплениями? Потом открылась дверь, и то испуганное лицо, что он вспомнил при пробуждении, было лицом Эмили.

— Ты в порядке?! — Люпин уставился на Паркер безумным взглядом.

— Нет, конечно. Ты разговариваешь с привидением, — скептически хмыкнула она и присела рядом с Люпиным на постель. Тот машинально вцепился в ее теплую руку и с облегчением осознал, что она все-таки жива. — Ты хоть что-нибудь помнишь? — куда более миролюбиво осведомилась Эмили.