— Нет уж, не буду докучать вам своими детскими капризами. Это вы меня простите, что полезла к вам в неподходящий момент…

— А ты, значит, обиделась? — спросил он насмешливо, а я никак не могу взять в толк, а что тут смешного?

— На обиженных воду возят. Я просто сделала правильные выводы и хочу спрыгнуть. Нам с вами не по пути.

Вот. Пусть знает. Что знает, о чем вообще? А сама больше всего на свете хочу, чтобы он вот так и стоял у меня на дороге и не позволял пройти. Что я делаю? Что мы все делаем, а?

— Жаль, — Берман делает шаг в сторону, освобождая дорогу, и мне ничего не остается, как гордо прошествовать к выходу. — Я думал нас судьба свела тут, и мы сможем… поговорить.

— Я боюсь, что мои детские визги будут вам не по душе. Снова. Так что лучше пойду, — я уже возле самой двери смотрю на протекающую мимо полосу железнодорожного полотна, а сразу за ней насыпь, спрыгнуть тут — гарантированно сломать себе шею. Черт, теперь нужно ждать, когда пригорок закончится… А, может, ну его к черту? Не такой уж тут крутой склон, чтобы так трястись, в конце концов, бесстрашная я или нет!

Примерившись так, чтобы не стукнуться о какое-нибудь дерево, вылетая из проема, я уже почти оттолкнулась, когда сильная, прямо-таки железная хватка не дала мне завершить прыжок, затянув обратно в вагон. Дверь при этом сразу же захлопывается, а я стою прижатая к поджарому мужскому телу, и самая первая реакция вырваться, зарядить по роже… Я дернулась было, но он не отпускает.

— Руки убрал! — рявкнула я, не оставляя попыток выкрутиться из его рук. Когда уже хотела как следует лягнуть его по ноге, Берман разжал объятия и я чуть было не рухнула прямо на пол вагона. Мужчина не дал мне завершить начатое, то есть позорно свалиться прямо к его ногам, и я подумала, что его прикосновения не так уж противны, во всяком случае, мои попытки освободиться были весьма сомнительны. Немного обретя равновесие, я вырвала свой локоть из его цепкой, такой крупной мужицкой ладони и села, прислонившись к стальной стене, уткнувшись лбом в коленки.

— Какая же ты еще глупенькая, Мия, — говорит Берман, приглаживая мои растрепанные волосы. — Из-за обиды и гордости свернуть себе шею, по-твоему, это очень хорошая идея?

— Я просто не хочу навязываться, — мой голос звучит глухо из-за того, что я пристально рассматриваю мысочки своих ботинок. Грубить ему так уж откровенно почему-то неудобно. Или просто не хочется.

— Ну да, лучше покалечиться, чтобы я потом к тебе в больничку приходил, так, что ли?

— А ты бы приходил? — вопрос получился такой детский и жалостливый, что я моментально разозлилась еще больше — на себя, на него и на весь мир заодно.

— Приходил. Из-за меня девицы еще не ломали себе шеи, поэтому меня бы заела совесть — как же ты без моих апельсинов? — он сказал это так серьезно, а я отчего-то представила себе этого сурового мужчину в белом халате и с авоськой в руках, из которой торчат ярко-оранжевые плоды, что моментально почувствовала цитрусовый запах и рот наполнился слюной. Не удержавшись, я сдавленно хихикнула. — Ну вот, — голос его обволакивает и я мельком все-таки глянула на него, чтобы увидеть, как разбегаются лучики от его глаз, — так уже лучше. Бьюсь об заклад, ты захотела кисленького.

— Люблю апельсины, может быть потому, что они у нас редкость, — накручиваю светло-русую тяжелую прядь на палец, ловя откровенно заинтересованные взгляды Бермана, хотя и не хочется тешить себя пустыми надеждами. И вот еще вопрос — куда делась моя решимость оставить его одного? — Знаешь, я все-таки лучше пойду. Я и правда не хотела тебе мешать. Ни тогда, ни сейчас.

— Мия, прошу, прости меня за резкость, — он перехватил мою руку, когда я уже встала и потянул обратно. — Это был не очень хороший день для меня, я был пьян и мне не стоило сидеть в баре, но знаешь… Мне было легче там, среди людей, пережить этот день. И мне очень хотелось, чтобы ты подошла. Глядя на тебя, я верю, что жизнь не остановилась или исчезла, она продолжается.

— Зачем же ты оттолкнул меня? Да еще и так грубо? — от воспоминаний губенки затряслись опять, хоть я и сдерживаюсь изо всех сил. — Хотя, прости, я тоже была хороша…

— Я знаю, что нужно перевернуть эту страницу, мне все говорят про нее постоянно, талдычат, что нужно жить дальше, а для меня это все был пустой звук. И только совсем недавно я стал опять чувствовать жизнь со всеми ее красками. Ты благодарила меня за то, что я тебе помог, так вот сейчас у тебя есть хорошая возможность сделать для меня то же самое — останься со мной. Я… очень прошу.

Я кивнула и села обратно. Находясь рядом с ним, я начинаю вести себя как полная дура. Плохой знак.

— Расскажи про нее? — сердце опять застучало и в пот бросило. Такая реакция меня позабавила бы в ином случае, но сейчас отчего-то снова захотелось выпрыгнуть из вагона. — Прости, если тебе тяжело, то, наверное…

— Про Хелен? — я снова закивала, и Берман откинулся головой на стену вагона, прикрыв глаза. — Она была совершенно несносной, — даже не глядя на него, я поняла, что он улыбается своим воспоминаниям. — И совершенно не подходила для тихой и спокойной семейной жизни. Она горела, была самой настоящей бесстрашной…