Комес откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул.

– Что бы я только ни отдал, лишь бы только попасть домой на полгода раньше, - прошептал он, возведя глаза кверху и запустив руки в пышные волосы. – Боже святый! Я каждый день, каждый час боюсь, что она может погибнуть! Это настоящий безумец!

– Такой же, как ты, - рассмеялась Феофано. – Думаю, он ее не тронет… еще долго, если моя Феодора не возбудит в нем ревность. А тогда нельзя поручиться за жизнь никого из его домашних – Валент в гневе и вправду бывает настоящим зверем, как и оба его брата! Удивительно, что у такого отца родились такие тихие и хилые сыновья!

Леонард стукнул кулаком по столу.

– Уж не поэтому ли он похитил ее – желает крепкого потомства!..

Феофано вдруг склонилась к комесу через стол, изумленно подняв брови, - крупный твердый рот дрогнул:

– Так ты говорил с ним… и все еще жив? Могу вообразить ваш разговор!..

– Он чуть не заколол меня, подкараулив ночью с кинжалом на Августейоне, - хладнокровно сказал Леонард, - но почему-то передумал резать. Благородство крови не позволило! – усмехнулся он.

Феофано выпрямилась.

– Пожалуй, - серьезно сказала она. – Это, в своем роде, очень честный предатель! Ты слышал о том, что произошло во время сражения с Ибрахимом-пашой?

Леонард покачал головой; и тогда Феофано быстро пересказала ему то, что так хорошо еще помнила. Леонард был изумлен – но не слишком. Должно быть, подвердилось его предположение о характере Валента.

– Но с таким человеком она как на пороховой бочке, - сказал моряк. – Надеюсь, что с ней все будет благополучно!

Он сжал кулаки и покачал головой – как будто все еще не верил, что не сумел предупредить Валента, защитить свою подругу… Феофано мягко улыбнулась.

– А может, тебе отступиться от нее? Кто знает – может, она счастлива? – спросила патрикия.

– Нет! – вырвалось у Леонарда.

Он на самом деле напоминал Валента куда больше, чем ему казалось самому. И, пожалуй, в свое время гремел такими же деяниями. Два героя Византии!

– Но пока… ты ничего не сможешь сделать, да и только навредишь самому себе, не говоря о ней, - сказала Феофано. – Мне думается, Валент увез ее куда-то в Азию, в Каппадокию, и спрятал в горах – пока все не кончится! А там…

– Да, - сказал Леонард.

Он побледнел, карие глаза потемнели и застыли – он прекрасно понимал, чего можно ждать. Закрыл лицо руками.

– Я бы пожелал ему смерти, немедленной, - прошептал комес. – Но это невозможно – никому из нас нельзя избавиться от него! Какая насмешка, василисса!

– О, это наверняка устроил мой покойный муж, - сказала Феофано; она мрачно посмеивалась. – Хотя – не слишком ли тонка и хитроумна для него подобная месть?

Леонард вскинул глаза – Феофано и шутила, и была очень серьезна.

– Ты думаешь, мертвые могут так мстить живым? – спросил он.

– Почему бы и нет? – отозвалась Феофано. – Я прожила долгую жизнь, но, двигаясь к смерти, поняла только одно: смерть слишком великое событие, чтобы охватить ее нашим ничтожным разумом!

Они помолчали, словно ощутив, как давят стены этого дома. В самом ли деле они давили – так, что грудь спирало; или обоим собеседникам, слишком развитым и чутким, лишь представлялось?

И тут послышались чьи-то шаги; шаги замерли на пороге. Феофано спокойно повернулась.

– Брат, - произнесла она, - это комес Флатанелос! Подойди и поприветствуй его!

В самом деле – что такое патрикий Нотарас рядом с Валентом?

Фома медленно подошел. Волосы у него отросли почти до плеч; он несколько расплылся, несмотря на свое горе, - и комес, оглядывая соперника с головы до ног, подумал, что именно таким и должен был сделаться муж Феодоры, от которого он столь долго страстно мечтал освободить ее!

Что ж, такие страстные желания боги исполняют…

Комес встал и протянул патрикию руку. Фома, с иронической улыбкой, пожал его руку: вялым, коротким пожатием сибарита-римлянина, который во всем разочаровался – и во всем, что повидал, и во всем, чего еще не видел в этой жизни!

– Рад наконец видеть вас в моем доме, - сказал он. – Моя “Клеопатра” все еще дожидается своего хозяина в Золотом Роге – но едва ли мы еще когда-нибудь прокатимся на хеландии вместе!

– Как знать, - серьезно сказал комес.

Оба сели.

Фома надолго замолчал, устремив взгляд в пол. Комес несколько раз открывал рот – но понял, что все, сказанное им, будет неуместно и даже оскорбительно. Феофано вполголоса приказала принести вина также и брату – хотя патрикий и без этого слишком налегал на вино в последние месяцы…