Только сейчас девочке пришло в голову, что, возможно, они и сделали, что должно. Может быть, они забрали нечто гораздо более важное – и поэтому она не может вспомнить, как ее зовут, как выглядит ее настоящее лицо и почему она в Браавосе. Все, что она помнила, – это последние отчаянные мгновения, мысль о том, что есть только один выход, и жжение, когда черная вода потекла в горло.

Она с трудом изменила позу. Над ней по-прежнему раздавались звуки гавани. Никто не обращал на нее внимания; мертвое тело в канале – это обычное дело поутру, после того как наемники всю ночь вызывали друг друга на поединки. Кроме того, если Морской лорд действительно мертв, противоборствующие группы уже строят козни и режут глотки, чтобы продвинуть своих кандидатов на трон. Странно, что кто-то потрудился убить старого больного Феррего Антариона. Он и сам бы скоро умер, а…

Нет. Нет, тут есть что-то такое, что нужно вспомнить. Воспоминания не стерлись – просто до них не добраться, они все еще внутри волчицы, бегающей по Вестеросу. Нужно постараться снова проникнуть в ее шкуру.

Девочка напряглась и сосредоточилась. Было больно, словно она на самом деле пыталась разорвать себя надвое, а еще душно и вязко, как будто она продиралась сквозь тяжелую мокрую шерсть. На мгновение, словно в тумане, она почувствовала: вот она бежит мимо толстых деревьев, лапы проваливаются на полфута в свежий снег, а над головой холодным светом мерцает голубой глаз Ледяного Дракона. Север. Я иду на север.

Видение исчезло, и девочка откинулась назад, дрожа от усталости. Через некоторое время, придя в себя, она открыла глаза - настоящие глаза.

Солнечный свет пронзил их, словно копье, и девочка тут же зажмурилась. Пришлось открывать глаза потихоньку, чтобы они привыкли к свету. Она лежала в нижних доках Мусорной Заводи, там, где раньше часто торговала, но каким образом она туда попала – это загадка, которую еще предстоит разгадать. По крайней мере, она вроде бы не сильно пострадала, но точно сказать нельзя, ведь Якен мог…

Якен. Девочка застыла на месте, внезапное воспоминание словно взорвалось у нее в голове. Это он гнался за ней в Черно-Белом Доме, это от него она пыталась спастись, когда ей пришлось выпить из фонтана. Это он сказал ей, что у нее нет другого выхода, кроме как умереть. Он был моим другом. Я думала, он был моим другом. Но он был никем. На самом деле никем. И самым опасным из всех.

Эта мысль заставила ее тревожно оглянуться, но, к счастью, поблизости не обнаружилось ни одного злокозненного волшебника-убийцы без имени и личности. Дрожа, словно новорожденный жеребенок, девочка поднялась на ноги. Потом, кое-что вспомнив, снова встала на колени и вгляделась в свое отражение в грязной зеленой воде.

На нее смотрело вытянутое, угрюмое, немножко лошадиное лицо. Серые глаза, нестриженые и нечесаные бурые волосы, несколько прыщиков на подбородке, которые она с раздражением выдавила. Некрасивое лицо, что тут скажешь, больше похожее на мальчишечье, но в нем есть что-то знакомое и успокаивающее. Сойдет и такое, пока она не вспомнит.

Снова встать на ноги оказалось труднее, но она справилась. На ней уже не было изящного, но скромного платья, которое Лианна Сноу надела в театр, а только какие-то лохмотья, больше похожие на мешок. Когда она наступила на шов, мешок разорвался, и тут до нее дошло. Это саван. Меня зашили в саван.

Вздрагивая всякий раз, когда в босые ноги впивалась подсохшие на солнце камушки, девочка как могла быстро похромала прочь, согнувшись, словно старуха. Она гадала, сколько времени была мертва. С той поры могла пройти ночь или неделя, а может, несколько месяцев. Но вряд ли прошло много времени, потому что торговцы в гавани обсуждали убийство Морского лорда, но не упоминали о его преемнике.

Она не знала, куда пойти. Черно-Белый Дом сразу отпадал, так же как и дворец Морского лорда. Какого-то постоянного жилья в Браавосе у нее не было. Капитан Терис и его сыновья вряд ли в порту, так что остается разыскать торговца устрицами Бруско и его дочерей. Но если Безликие поймут, что она осталась жива, и разгневаются…

«Не разгневаются», - сказала себе мертвая девочка. Кем бы ни были Безликие, они безжалостны только к тем, о чьей смерти попросили, а их приверженность своему призванию непоколебима. Раз уж она осталась жива, это говорит о том, что Многоликий Бог не принял ее в свои слуги. К тому же как она сможет рассказать их тайны, если ни одной не помнит? Даже если и попытается вспомнить, все время, что она провела там, было не что иное как морок.

Нужно пойти в одну из таверн, где она просила милостыню под именем Слепой Бет, решила девочка. К ней вернулись некоторые воспоминания о том, кем она была в Браавосе, а до этого она помнила только волков.

Однако, хотя решение и принято, претворить его в жизнь оказалось немалым испытанием. У девочки не было денег, чтобы заплатить за проезд, а поскольку в Браавосе столько же воды, сколько и камня, ей пришлось ползком пробираться от гавани до моста и крытой пешеходной галереи, иногда вплавь, если другого пути не было. Одежды на ней было относительно мало, и это даже к лучшему, ведь, переплывая заполненные лодками каналы, приходилось смотреть в оба; гондольеры осыпали ее бранью, если цепляли шестом. Но в целом они оказались добродушными ребятами, а двое даже позволили немного проехать на их лодках. Иногда ее спрашивали, цела ли она, но девочка только качала головой и молчала. У нее не было имени, которым она могла бы назваться.