Голове сразу стало легко. У Сансы возникло ощущение, будто она отрезала себе руку или ногу, и она с отвращением отшвырнула от себя косу. Она взяла коня под уздцы и неловко села верхом. Ей раньше никогда не приходилось ездить на боевом коне.

Мне много чего не приходилось делать, а теперь придется. Она плотно сжала губы, натянула капюшон поверх остриженной головы и пришпорила коня.

День тянулся медленно. Санса спустилась под гору, следуя за рекой. Река приведет меня к морю. Как только она вышла из-под сени деревьев, ей приходилось постоянно оглядываться в ожидании погони, но местность была совершенно пустынной. Здесь было по-своему красиво – позади на горизонте виднелись зубцы Лунных Гор, их вершины были покрыты прозрачной дымкой облаков. Перед ней расстилались огороды и поля, но урожай давно был собран, и земля казалась голой и безжизненной.

После полудня Санса остановилась, чтобы передохнуть; ноги свело судорогой, и она ходила вперевалку, словно старый рыцарь. Она немного поела и напоила лошадь. Солнце светило бледным светом сквозь переменчивые облака, а воздух был холодным и сырым. Нужно найти место для ночлега до заката. Скоро пойдет снег.

Отдохнув, она заставила себя продолжить путь. Нужно придумать себе имя, на случай если я кого-нибудь встречу. Но воображение отказывалось служить ей. Я могу сказать, что собираюсь принять постриг, никто не станет задавать много вопросов будущей септе. Петир так говорил. Меньше всего Сансе хотелось думать о Мизинце, но она знала, что ей следует использовать его уроки самообладания, скрытности и лжи, если она хочет остаться в живых и вновь увидеть… одним богам известно, кого ей удастся вновь увидеть.

Наконец, с наступлением сумерек она добралась до побережья. Далеко в море она различила серые камни Сестер, и ее сердце забилось от волнения. Теперь я знаю, где нахожусь, осталось недолго. Белая Гавань стала ее надеждой. Я могу переждать там, пока все не закончится, Мандерли укроет меня. Правда, это недостаточно далеко, чтобы удержать Мизинца.

Вокруг паромной переправы теснилась небольшая деревенька, и Санса, умирая от страха, направилась туда. Девушка верхом на боевом коне, без сомнения, привлекает к себе внимание, и не все люди бескорыстны. Но ее желудок ныл от голода, она выбилась из сил, замерзла, была напугана и совсем одна. В конце концов, она начала осознавать все, что произошло с ней за эти две недели. Придется рискнуть.

Как и ожидалось, рядом с гаванью находился небольшой постоялый двор, и рябой конюх принял у нее лошадь, не задавая вопросов. Нервно перебирая монеты в кармане, Санса вошла внутрь.

В гостинице было не очень-то людно. Низкие балки почернели от торфяного дыма, едко пахло перебродившим элем, немытым телом и нестираной одеждой. Никто не обратил на нее внимания, и ни один человек не был похож на убийцу – просто усталые рыбаки и небогатые торговцы, которые объезжали горы Долины и мелкие городишки на берегах Пасти и на Перстах. Хозяин в грязном фартуке нервно прохаживался по общему залу, но, наткнувшись на Сансу, остановился.

– Что?

Санса сглотнула.

– Я… могу я снять комнату на ночь?

– Два оленя, - равнодушно сказал хозяин.

– У меня… только один олень. – Она вынула монету из кармана, словно предложение мира. – И еще… несколько грошей. – Она вывернула карманы, проклиная безденежность сира Шадрика.

– Зачем мне твои гроши, девочка? Два оленя. У меня гостиница, а не богадельня. Решай быстро. Мне еще клиентов обслуживать.

– Прошу вас. Я проделала долгий путь, и… я с радостью…

– Все так говорят. Что они проделали долгий путь или что у них мать умирает, они едут к ней проститься и надеются, что ради милости богов я окажу им услугу. У тебя тоже мать умирает, девочка?

Моя мать уже мертва.

– Нет.

Трактирщик фыркнул.

– Значит, ты в два раза честнее, чем прочие. Лучше бы у тебя было в два раза больше монет. Убирайся. Иди отсюда, и побыстрее.

– Пожалуйста…

– Уходи, девочка. Вон!

Санса беспомощно отступила. Может быть, здесь есть еще одна гостиница, конечно, поменьше, победнее и похуже, но ей нужно переночевать хотя бы эту ночь. У меня есть нож. Если кто-то еще пристанет ко мне, как сир Шадрик, я и его убью.

На маленьком грязном дворе было темно, как в угольной яме, хотя луна светила из-за облака серебряным светом. Уже начали падать первые снежинки, оставляя на щеках холодные поцелуи; если ей не удастся найти крышу над головой, ее ждет очень неуютная ночь. Она споткнулась и неловко расставила руки, чтобы не упасть. Нужно забрать лошадь. А потом придется…

В этот миг она наткнулась на крупного мужчину в плаще, который шел по двору ей навстречу, направляясь в гостиницу. Они столкнулись так сильно, что капюшон упал с ее головы, а мужчина сделал несколько неверных шагов назад, раздраженно выругавшись.

– Простите, сир, - выдавила она, увидев рукоять меча, выпирающую из-под плаща. – Я вас не видела…

Сильными пальцами он поднял ее голову за подбородок. Долгое, бесконечное мгновение они молча смотрели друг на друга, не в силах сказать ни слова.

– Я не сир, - наконец раздался хриплый голос, словно скрежет стали по камню. – Тысяча преисподних, девочка, тебе это известно. Я просто пес без конуры. А теперь… - Он взял ее под руку и наполовину понес, наполовину потащил в гостиницу, в то время как каждая косточка в ее теле кричала: «Это не он, я сплю, не может быть, как можно в это поверить», - ты стала пташкой без крыльев. Так что, сдается мне, - он пинком отворил дверь, и вместе с ними внутрь залетел столб снежинок, - что мы с тобой, черт возьми, равны.