«Ловушка», - подумал Теон. – «Ловушка. Ловушка. Ловушка». Он закусил кулак, чтобы не закричать в голос.

Мучительно долгая пауза. Наконец Мандерли сказал:

– Да, понимаю. Что ж, не будем лишать лорда Рамси удовольствия от моего общества. И меня от его общества. Я приду.

Всего одно слово, и Теон весь застыл.

Рамси.

Рамси здесь. Он вернулся, он просто сидел в засаде, ждал, когда кто-то попытается спасти Манса. Он знал, знал, знал. Он видел, как Теон лезет на стену к клетке. Весь мир исчез, сжался до вонючей груды тряпья, на которой спал Мандерли. Теперь он снова стал Вонючкой, хнычущим в темноте, Вонючкой, который даже не был мужчиной. «Нет», - подумал он, - «Нет, я Теон, я Теон…» Он дрожал так сильно, что конечно, конечно, стражник Болтонов должен был заметить.

– Я должен привести себя в порядок, - спокойно сказал Мандерли. – Сейчас я к вам присоединюсь. – И Теон услышал, как дверь со стуком захлопнулась.

Лорд Виман медленно выдохнул. Он знает, он знает, что это значит, так же как и я. И все равно перед лицом невероятных мучений Мандерли не позволил себе отчаиваться. Он для вида походил по комнате, двигая мебель, а потом низко наклонился над кроватью; Теон видел его широкую тень. «Короли Зимы», - шепотом сказал Мандерли. – «Баэль-Бард. Роза Винтерфелла. Они не смеют заходить туда. Бегите туда. Спасайтесь».

Короли Зимы. Место погребения Старков, а я не Старк. Но Теон ухватился за эту мысль, так же, как за нож Тормунда. Баэль-Бард. Манс наверняка знает эту историю. Что-то смутно знакомое, но он никак не мог припомнить.

Дверь открылась. Мандерли вышел. Дверь закрылась.

«Он мертвец», - подумал Теон. – «Он уже мертв, и я скоро тоже умру». Но каким-то чудом, так же, как он взбирался по веревочной лестнице, он вылез из постели и вытащил Манса. Пришлось подождать, пока в коридоре все стихнет, прежде чем Теон осмелился открыть дверь. Мандерли оставил ее незапертой. Это наш единственный шанс. Пересечь весь замок, в котором сидит Русе Болтон и Рамси, Рамси, Рамси.

Если он позволит себе думать о нем, все пропало. Они буквально вывалились из темницы в коридор и поковыляли вниз по ступеням. Руки Теона ныли от тяжести Манса, а ноги отказывались служить, но он не останавливался. У меня есть нож. У меня есть выбор.

Они почти ползком вышли во двор замка. Рядом пугающе близко горели факелы. Они повернули за угол и уткнулись в запертую решетку, проползли обратно и тайком обогнули караульную. Теон увидел, что позади них открываются Восточные ворота, и над ними – насаженные на пики головы Сорена Щитолома, Харля Охотника и Торегга Высокого. Там нет Тормунда. И Аши. Только богам известно, что с ними стало. Беги. Твою мать, Грейджой, беги.

Дверь из железоствола, ведущая под землю, была сломана. Из последних сил он оттолкнул ее в сторону и кубарем слетел вниз по ступеням, все еще держа Манса. Короли Зимы. Роза Винтерфелла. Здесь что-то есть, Мандерли хотел, чтобы мы это нашли… он сказал, что Болтоны не смеют ходить сюда. Старые боги знают, они все знают…

Он лежал на спине, измученный, хрипящий и окровавленный. Баэль-Бард возвращается домой. Кругом была полная темнота, а камни, казалось, дышали ледяным дыханием Долгой Ночи.

– Давай, - прохрипел Манс. – Давай, Перевертыш. Нас кто-нибудь заметит. Кто-нибудь может сюда зайти. Идем. Идем.

Теон с трудом встал на колени. Каждая частичка его тела болела, будто его избили дубиной. Но вдруг Манс обхватил его за плечи и поднял, как он сам недавно поднимал его. Больше не было Абеля и Вонючки, были Манс и Теон. Они с трудом поднялись на ноги и побрели в темную глубину крипты.

========== Давос ==========

Почти три дня он провел в кошмарном тумане снов, яви и холода, который обжигал словно пламя. Порой он видел красную женщину, а порой – свою Марию и четырех сыновей, которых он привел в водяную могилу на Черноводной. Он видел Девана на Стене вместе с Мелисандрой, но все не мог разглядеть его лицо, а когда сын наконец повернулся, его глаза были голубыми, словно смерть. Маленькие Стефф и Станни промелькнули как видения, от них осталось лишь смутное воспоминание. Наконец, напоследок он увидел короля. Станнис, как всегда, стоял, стиснув зубы, и когда он повернулся к своему деснице, его лицо было словно посмертная маска. «Что так долго, Луковый рыцарь?» – проворчал он. – «Думаешь, я могу ждать вечно?»

– Нет, - лихорадочно пробормотал Давос. – Нет, конечно нет. – Чувство вины терзало его хуже, чем удар клинка.

Иногда он приходил в себя и слышал шепот скагосских старух. Он вспоминал, где находится, и понимал, что еще жив, что ему удалось спастись. А потом темнота вновь накрывала его с головой, и ему грезился снег.

О своем спасении он почти ничего не помнил. Помнил только, что наносил удар за ударом ножом из черного стекла, и некоторые из белых призраков таяли и превращались в ледяной дым. Внезапно Давос понял все, что лорд Мандерли рассказывал ему о кинжале, но в то же самое время со всей ясностью сознавал, что врагов просто слишком много и скоро ему конец. В какой-то момент он вспомнил о Станнисе, и ему захотелось плакать. Как может живой человек, даже тот, кого называют возрожденным Азором Ахаи, противостоять этому злу?

Давос был уверен, что эта мысль станет для него последней. Но вдруг краем глаза он заметил вспышку, а потом – яркий огонь. И пока он смотрел, со стороны горы появилась одичалая, держа в обоих руках по факелу, а рядом с ней бежал огромный черный волк, который мог принадлежать только Рикону Старку. Они оба без колебаний ворвались в толпу упырей. Через мгновение ночь наполнилась пылающими мечущимися мертвецами.

Давос опустился на одно колено, чувствуя холод в спине. Его посетила шальная мысль, что это Семеро услышали его и ответили на его молитву, но потом он вспомнил, что Семеро не имеют здесь силы. Он никогда не видел ничего более первобытного, чем огромный лютоволк, разрывающий упыря почти напополам, чем жуткое пламя, когда Мелисандра сжигала Семерых на берегу Драконьего камня, чем свет факела в его темнице, куда его заточили Овсянка и Угорь после попытки убить жрицу, – и все померкло.