И чем меньше оставалось километров до Берлина на дорожных указателях, тем больше крепла у Хворостова уверенность: «Дойду!»

Теперь Алексей не думал, что его могут ранить или убить. Не может этого быть! Минует пуля, не заденет осколок, промахнется фугаска. Как же иначе! Если он уцелел под Минском в июне сорок первого года, если вышел из белорусских лесов и болот, если не сложил голову под Сухиничами, и чтобы… Нет, нет. Дойдет! Разве зря он принял столько трудов и тягот! Мерз в траншеях, ползал по минным полям, поднимался в атаки навстречу огню и металлу, прижимался к танковой броне…

Впрочем, наверно, так думали все солдаты. И хотя знали: дойдут не все, о себе каждый думал с надеждой и верой: «Дойду!»

Стрелковый полк, в котором майор Сергей Полуяров командовал батальоном, занимал оборону в лесу на берегу Нарева. Позади лихое летнее наступление, когда их фронт с ожесточенными боями, форсируя реки Днепр, Березину, Неман, оставляя в тылу окруженные вражеские дивизии, дошел до Остроленка. Окопались, укрепились, обжились, приняли пополнение. Готовились к новому, как теперь надеялись, последнему наступлению. Впереди — Восточная Пруссия.

Утром девятого января командир полка вызвал Полуярова и передал поступившее ночью приказание: немедленно явиться в штаб армии. На недоуменный вопрос Полуярова, чем объясняется неожиданный вызов, да еще накануне возможного наступления, командир полка только поморщился:

— Черт его знает! Начальству видней.

Сам же догадывался: наверно, убит или выбыл по ранению где-то командир части и срочно нужен новый. Вот и затребовали майора Полуярова. Дело ясное!

Командир полка не знал, на ком сорвать злость. И в самом деле: на носу наступление, а тут забирают хорошего комбата и хорошего человека. Дали бы спокойно довоевать! О своих предположениях он все же решил Полуярову ничего не говорить. Авось еще сорвется назначение.

— Бери, Сергей Иванович, виллис и поезжай. Только машину сразу же отпустишь. Сам понимаешь, каждый день можем тронуться.

Наскоро попрощавшись с офицерами и солдатами батальона, Полуяров выехал в штаб армии. По тому, как были забиты людьми и техникой все леса и перелески, как мчались навстречу студебеккеры с боеприпасами, понимал: наступление вот-вот начнется. Было досадно в такие дни уезжать из батальона. Всю летнюю кампанию провел со своими ребятами. Хотелось с ними ворваться и на немецкую землю. А тут…

Первый эшелон штаба армии разместился в маленьком польском местечке. В доме, занятом оперативным отделом штаба, было суетливо и людно. Генерал-майор, начальник оперативного отдела, озабоченный и чем-то взволнованный (в штабе Полуяров узнал, что соседний фронт уже перешел в наступление), сказал сухо:

— Вас ждет командующий. Отправляйтесь к нему немедленно. Он сейчас на НП уезжает.

Командующий армией генерал-полковник, низенький, плотный, с бритым блестящим черепом и чисто выбритым морщинистым лицом, нетерпеливо дожидался, пока Полуяров докладывал по всей форме.

— Поздравляю с присвоением очередного звания, товарищ подполковник, и объявляю от имени Президиума Верховного Совета о награждении вас орденом Красного Знамени.

— Служу Советскому Союзу!

Командующий вынул из коробочки орден, быстро и умело (набил уже руку!) приколол его к кителю Полуярову.

— Есть у вас еще один повод радоваться. Подписан приказ о назначении вас на должность командира девяносто третьего полка. Полк хороший, боевой. Получайте документы и отправляйтесь.

Огорошенный неожиданными новостями, Полуяров проговорил:

— Товарищ генерал! Прошу оставить…

Командующий сердито перебил:

— Что оставить! Пригрелись на одном месте. После войны будем выбирать должности, как Подколесин невесту. А сейчас воевать надо! И без фокусов! Ясно?

— Ясно, товарищ генерал! — уныло пробормотал Полуяров, понимая, что дело его решенное и у командующего не такой характер, чтобы менять свои распоряжения.

— Сейчас, к сожалению, не могу больше с вами беседовать, уезжаю. Рекомендую вот что. В армейском госпитале лежит бывший командир вашего полка полковник Гарусов Иван Григорьевич. В строй он не вернется — обе ноги ампутированы. Поговорите с ним. Мужик дельный и полк хорошо знает. Введет вас в курс дела лучше, чем мы и дивизионщики. Все! Желаю здравия!

Выйдя из штаба, Полуяров отправился на поиски госпиталя. Это оказалось несложно. На первом же перекрестке увидел указатель: «Хозяйство Афанасьевой».

Так в порядке бдительности и сохранения военной тайны именовался госпиталь. Усмехнулся. Сколько раз слышал: «хозяйство», «прибыла картошка», «подбрось огурцов» и тому подобные выражения. Кого вводят в заблуждение такие детские уловки? Немцев? Едва ли!

Напялив застиранный, короткополый, пахнущий карболкой халат, Полуяров пошел в палату, где находился Гарусов. На высоко поднятой подушке лежал бескровно-бледный мужчина лет сорока и читал газету. После недавнего бритья на изнуренном его лице с ввалившимися восковыми щеками резко прорезались морщины, присыпанные, как на покойнике, пудрой.