— Вот-вот…

— Аскольд, скажи.

Таганков не поддерживает разговора. Они с Гурием выходят на улицу, идут по асфальтированной дорожке мимо знаменитой горки возле старой стеклодувной мастерской, стоящих в глубине коттеджей и недостроенного пятиэтажного корпуса, вдоль аллеи, обсаженной старыми липами. Душно. Парит. Слышны далекие раскаты грома. Просто нечем дышать.

Несмотря на понедельник, в столовой мало народа. Лето, время отпусков. Они встают в небольшую очередь. Перед ними стоит Дина Константиновна Степанова, или просто Дина, жена их шефа. Дина возглавляет группу международного сотрудничества в отделе информации. Уже не очень молодая, холеная дама. Профессорская жена. В свое время с ней и с Сережей Степановым Гурий был в приятельских отношениях — до того, как Триэс защитил докторскую, стал заведующим. Дружили, можно сказать, семьями. В ту пору и у Гурия была семья.

Дина оборачивается. Они кивают друг другу.

— Добрый день.

— Добрый день.

И ни слова больше.

За многие годы Гурий впервые встречает Дину в институтской столовой. Дочь выдала замуж, мужа отправила в командировку, а для себя одной лень готовить. Так объясняет Гурий присутствие здесь Дины.

— Что это с Валерием Николаевичем? — спрашивает Аскольд.

— А?

— Что-то он совсем перестал обедать. И вообще…

— Экономит. Детишкам на молочишко.

— Может, случилось что?

— Гурий… Если не трудно… Пожалуйста… Компот…

Это Дина. Сплошные манеры. Верх вежливости. Что-что, а уж это она умеет.

Каледин молча тянет жилистую руку к стальной полке, сплошь уставленной стаканами со сладковатым пойлом, передает компот. Туда-сюда бегают желваки по скулам.

— Не бери в голову, — советует Аскольду, бросая быстрый взгляд на его полупустой поднос. — По Валеркиным стопам решил?

— Просто жарко. Есть не хочется.

— Я вот всегда хочу.

— Тоже ненормально.

Они садятся за столик неподалеку от окна, разгружают подносы.

— Знаешь, — говорит Аскольд, — в последнее время со всеми нами что-то происходит.

— Ну и мясо! — ворчит Гурий. — Есть нечего. Детсадовские порции.

— Еще эти бабочки…

— Бабочки?

— Да, бабочки за окном.

— Ну допустим…

— Мне давно не дает покоя одна вещь. У кротонов есть непонятное свойство…

— Не обольщайся. Все интересное там уже сделано.

— Я к тому, что при определенных условиях их, наверно, можно легко превратить…

— При о п р е д е л е н н ы х условиях, — язвительно перебивает Гурий, — можно и железо в золото превратить.

Дине Степановой, сидящей в другом конце зала, становится хорошо виден теперь его нервный, резко очерченный профиль. «Как он переменился! — думает. — Какое неприветливое, злое лицо. С годами, говорят, недостатки усиливаются. А что происходит с достоинствами? Жить с таким человеком, конечно, невыносимо. Бедная Лиза! Можно ли ее осуждать? К тому же он слишком самолюбив и завистлив. До сих пор не простил Сереже успеха». Дина рассеянно помешивает ложкой суп, съедает несколько ложек, к биточкам не притрагивается. Не вкусно. Тянется к сумке, достает зеркальце, поднимается из-за стола, собирается уйти, спохватывается, составляет грязные тарелки, набрасывает на плечо ремень сумки. Затем направляется к окну мойки — прямая, стройная, с высоко поднятой головой.

Толкнув наружную стеклянную дверь, Дина разом превращается в райскую птичку — так высвечивает ее фигуру естественный свет, так играет легкий порыв ветра подолом яркого платья.

Гурий смотрит ей вслед и словно не видит.

— Ты не находишь, например, что у Валерия Николаевича появились причуды?

— Что?.. Нет, не нахожу.

— Вещи с места на место переставляет… Весы… Вообще эти кротоны как-то странно влияют.

— Не выдумывай.

— Вроде и запах неприятный, но постепенно так привыкаешь, что даже тянет потом.

— Ерунда. Вещи двигают только после отравления ртутью.

— На всех, наверно, действует по-разному…

Когда вышли из столовой, небо было по-прежнему тусклым, безжизненно-серым.

— Пообедали за двадцать минут, — сказал Гурий, взглянув на часы. — Рекорд. Посидим немного?

Они нашли свободную лавочку в тени под липой, как раз напротив скипетровского коттеджа.

— Или, может, зайдем в гости к академику?

— Я совсем, кстати, не знаю его работ.

— Немного потерял.

— Он чем занимается?

— Да ничем.

— Как это?

— Теперь ему без папы в академики не пробиться, а напрасно суетиться зачем? К тому же он с сильным приветом. — Гурий покрутил пальцем около виска. — Вроде бы наследственное.

В лабораторию они вернулись за несколько минут до конца обеденного перерыва. Посреди комнаты стоял Ласточка с весами в руках. Он неловко обхватил их, прижимая к себе, и от неожиданности чуть не выронил, когда дверь вдруг открылась. Не сказав ни слова, он неверными шагами направился к лабораторному столу. Поставив же весы на место, Валерий Николаевич как-то смущенно кашлянул и виновато улыбнулся. Каледин и Таганков в свою очередь только многозначительно переглянулись, после чего каждый занялся своим делом.