Князь Георгій. Ты, кажется, сама стала сторожемъ. Не взять ли мн этотъ ключъ?

Царица. Только цариц могу я его доврить.

Князь Георгій. Ага, а супругу царицы — нтъ?

Царица. Нтъ, супругу царицы — нтъ!

Князь Георгій. Не высокое же положеніе занимаетъ въ твоемъ дом супругъ царицы.

Царица, вставая. А когда-то оно было высокимъ — когда-то было. Самое высокое мсто у меня принадлежитъ ему. Помнишь, въ Тифлис? Ты былъ единственнымъ, кого я избрала изъ всхъ, и я гордилась этимъ.

Князь Георгій. Мн пришлось на долю быть отцомъ Георгія — а больше мн ничмъ не пришлось быть.

Царица. Теб пришлось на долю больше — стать моимъ господиномъ — теб выпала любовь моя. Вотъ что теб досталось. Одному теб изъ всхъ князей, которыхъ я видала. Когда ты возвращался, я выходила теб навстрчу съ цвтами и музыкой, а когда ты уходилъ въ Тифлисъ — наступала тишина и мракъ, будто цлое звздное небо закатилось за море.

Князь Георгій. Да, но теперь вдь ужъ не такъ.

Царица. Да, теперь ужъ не такъ.

Князь Георгій. Хорошо, я ничего у тебя не выпрашиваю.

Царица. Вначал сердце твое было какъ сердце ребенка. И мы бывали вмст въ городахъ и на рынкахъ. Потомъ ты сталъ вести другую жизнь.

Князь Георгій. Это — съ твоими двушками.

Царица. Молчи. Я этому не врю. Какъ хочешь — это меня не заботитъ. Что теб приходитъ въ голову? Скажи мн лучше, почему раньше у тебя было другое сердце? У враговъ ты бралъ много плнныхъ и мало труповъ. Теперь не такъ.

Князь Георгій, глядя на нее. Тамара, раздлимъ эту вину.

Царица. Раздлить?! Нтъ. Разв я внушила теб твою кровожадность?

Князь Георгій. Внушила? Ты меня довела до нея, толкнула на нее — вотъ какъ ты мн ее внушила… Ты улыбаешься. При свт лампы мн видно, какъ ты стоишь и улыбаешься. Хорошо же, царица, и я не плачу!

Царица. Ты усталъ отъ побдъ, потому ты и говоришь такимъ тономъ. Отдохни, пойди лягъ. Доброй ночи, Георгій.

Князь Георгій. Доброй ночи, Тамара. Я ничего у тебя не выпрашиваю.

Царица. Хорошо, что Тарасъ въ лагер нынче ночью. Уходитъ.

Князь Георгій. А лучше всего то, что я нынче ночью не въ лагер. Уходитъ.

Фатима. Какъ ты думаешь, т двое, что заперты тамъ, видали насъ?

Ханъ. Не знаю… Что теб нужно?

Фатима. Я хочу тебя спасти.

Ханъ. Спасти?

Фатима. Чтобы ты могъ возвратиться къ твоему народу. Ты начинаешь его забывать.

Ханъ. Я не забылъ моего народа. Всю ночь я думалъ о немъ. Посмотри, я сидлъ всю ночь и думалъ.

Фатима. До сихъ поръ царица не могла уснуть отъ многихъ думъ: я не могла притти раньше. Теперь царица спитъ, и я взяла ключъ. Идемъ.

Ханъ. Мн — бжать?

Фатима. Да, чтобы не жить здсь больше и не забыть истинной вры. Вчера ты забылъ о час молитвы въ обществ царицы.

Ханъ. Это правда

Фатима. Я знаю ходъ, который идетъ подъ замкомъ и выходитъ въ горы. Иди. Открываетъ потайную дверь въ глубин направо.

Ханъ, не двигаясь. Я не хочу бжать.

Фатима, возвращаясь. Что ты говоришь?

Ханъ. Ты — подруга царицы?

Фатима. Да, и служанка пророка. А кто ты? Или ученье Христа уже овладло тобой?

Ханъ. Я не знаю. Нтъ, ученіе Христа не овладло мной. Но я не хочу бжать.

Фатима, сжимая руки. О, Аллахъ, онъ не хочетъ бжать, не хочетъ бжать! Подходя къ нему близко. Видно, я должна сказать теб правду. Я дйствую по вол царицы.

Ханъ. Правда? И по ея приказу?

Фатима. Да. Что же, ты бжишь?

Ханъ. Ты сказала, что царица спитъ и ты взяла у нея ключъ.