Шрифт:
Поулине улыбнулась:
— Очень религиозный, значит.
— Так ведь я же клал кресты и читал по-русски Библию и все такое. Но на самом деле это, наверное, язычество и масонство. Как ты думаешь, Поулине?
— Я в этом не разбираюсь.
— Да. Ну а после крещения получилось так, что я забрел на луг и стал глядеть, как народ дерется. Зря я это сделал, потому что, кроме всего прочего, драка эта была самая что ни на есть позорная из всех, какие я только видел. А пока я там стоял, замерз как собака.
— И чего тебя туда понесло?
— Да просто я… и не потому, чтоб мне так уж хотелось посмотреть на кровь или что другое… но ты кругом права, и чего я туда пошел?
Август не знал толком, как себя с ней держать. Он попробовал и так и сяк, религиозной она, во всяком случае, не была, тогда он предпочел ей поддакивать. А она, похоже, не очень вникала в то, что он говорит. Она, похоже, видела его насквозь, как и прежде, да и приехала она к нему всего лишь по делу.
— Да, Август, я только что из Поллена, — сказала она.
— Поллен! — пробормотал он. — Мне ли не помнить, сколько я там околачивался.
— Раз ты не захотел ехать ко мне, то пришлось мне ехать к тебе.
— Но ты же видишь, Поулине, что я слег и ни на что не гожусь…
— Глупости! — сказала она. — Я уже написала из гостиницы судье, что приехала.
— Вон как. Судье. Ну что же.
Она достала из кармана накидки пачку бумаг:
— Здесь полностью все наши расчеты начиная с того дня, когда ты от нас сбежал. Помнишь ту ночь?
— Да.
— Брат Эдеварт проводил тебя, и ты удрал. А на другой день мы узнали, что удирать тебе вовсе и не надо было, ты выиграл в лотерею огромные деньги и мог бы расплатиться со всеми по справедливости, да еще большая часть осталась бы. Но что-то ты ни разу не вспомнил про Эдеварта. Он же рисковал своей жизнью, когда бросился тебя догонять.
Август:
— Я знаю.
— Взял почтовую лодку и вышел в одиночку и не вернулся.
— Знаю.
— Но я расплатилась за лодку из твоих денег.
— Что за деньги? Нет у меня никаких денег.
— Глупости! Так вот, я расплатилась за тебя со всеми по очереди в Поллене и Вестеролене, и ты теперь никому не должен. Тут все расчеты! — И она прихлопнула ладонью бумаги.
— Не желаю я смотреть ни на какие расчеты.
— Не желаешь! — презрительно усмехнулась Поулине. — Это и не понадобится. Как я понимаю, ты разбираешься в отчетности не лучше прежнего, поэтому бумаги эти я вручу судье и местным властям. Прошло уж двадцать лет, а ты ничуть не переменился, ты и по сей день не научился вести свои собственные дела, ты все равно что малое дитя или перелетная птица.
— Ты права, Поулине, другой такой перелетной птицы и не встретишь.
— А это — сберегательная книжка! — сказала она, прихлопнув ее рукой. — За эти годы сумма набралась порядочная. Деньги получишь в банке у вас или в Будё.
Сумму она не назвала, а спрашивать было неловко, поэтому он взял и сказал:
— Не пойму, что это ты такое говоришь, Поулине. Никаких моих сбережений у тебя быть не может, ты же знаешь, когда я уезжал из Поллена, я все оставил тебе.
Поулине кивнула:
— Что верно, то верно. Я так судье и ответила, дескать, знаю одно, деньги принадлежат мне, и у меня есть подписи двух свидетелей. Я посчитала, что барин маленько о себе возомнил, когда написал и потребовал прислать деньги, вместо того чтоб приехать и забрать самому.
— И правда, я о себе возомнил.
— Ведь откуда мне было знать, что ты тот, за кого себя выдаешь?
— Да, — согласился Август и покачал головой.
— Ладно, — сказала Поулине, желая покончить с объяснениями, — ты не появлялся, вот мне и пришлось сюда выбраться.
— Я все ждал, когда смогу освободить время, сейчас-то я бы уж точно приехал, если б…
— Глупости! У тебя было время с самой весны. Но хватит об этом, деньги ты получишь!
Она свернула бумаги и положила обратно в карман. Август попробовал отбрыкнуться в последний раз:
— Поулине, это же твои деньги.
Она громко хмыкнула:
— На что они мне? Они мне не нужны, ты не думай. И брату Иоакиму от меня ничего не нужно, он человек одинокий, и у него свое хозяйство.
В дверь постучали, это оказалась служанка с кухни, она внесла поднос с кофе и печеньем.