Шрифт:
Лучше бы тонула жирафиха. Её можно было бы не спасать.
В конце концов, он не ответственен за всё происходящее в Южной Африке, ему бы со своими проблемами разобраться.
В полночь он был в доме Иды Григорьевны.
Проник через все стены и двери в комнату Ксюни с лёгкость острого ножа, режущего мягкое масло.
Ксюня вязала в кровати носок, напевая под нос:
– Кручу-верчу, я к тебе хочу
Кручу-верчу, я тобой дорожу
Я закрываю замочек, идёт дело к ночи
Не бойся остаться со мной!
Спицы мелькали, отблескивая, в её руках. Носок казался непомерно большим, длинным и невероятно розовым, отчего в голову приходила мысль, что Ксюня вяжет его просто так, для занятия рук и успокоения нервов. На столе горела настольная лампа, давая приглушённый, неяркий свет. Паша приземлился на шкаф, предварительно выдернув из розетки лампу.
– Тьфу, чёрт, – беззлобно ругнулась Ксюня и зашарила рукой по стене, отыскивая выключатель. – Опять напряжение скачет!
– Это не напряжение, Ксения Павловна, это я, – прошептал Горазон и постучал по шкафу, привлекая к себе внимание.
Ксюня подняла глаза к потолку и… метнула в него огромным носком, ощеренным сразу пятью спицами.
– Нечисть паршивая, уходи! – твёрдо сказала Ксюня и попыталась нащупать на столе икону.
– Какая же я нечисть, Ксюня? – обиделся Горазон. – Ты же меня любила, все фильмы мои смотрела!
– Пшёл отседова! – сменив икону на лохматый дастер, Ксюня подпрыгнула и попыталась прихлопнуть Пашку, как будто он был не благородный призрак, а примитивная моль.
Глубоко оскорблённый Паша переметнулся на люстру. Сколько бы не прыгала Ксюня, здесь она его не достанет.
– Йо-хох-хо-хо-хо! – утробно захохотал он, чтобы вызвать у служанки если не страх, то хотя бы уважение.
– Хоть бы прикрылся, бесстыдник, – задрав голову, пристыдила его Ксюня. – Сколькова я привидений видывала, все очень пристойно выглядели, а ты…
– Пардон, мадам! – свесился Горазон с люстры. – Я думал для вас это не принципиально. Но если вас смущает мой…
– Смущает! – замахнулась дастером Ксюня. – Я отродясь такой большой срамоты не видывала!!
– Так смотри! Радуйся! – захохотал Паша.
– Щас свет включу, – пригрозила Ксюня. – Мигом растворишься вместе со своим большим…
Схватив со стола скатерть, Паша обернулся ей и опять угнездился на люстре.
– Мне очень обидно, что ты не рада видеть меня, Ксения Павловна. Никто не рад! – вздохнул Горазон.
– Дык… если б ты настоящий был!
– Я и есть настоящий!
– Ты помер! Шею сломал, – напомнила Ксюня, погрозив Горазону лохматым дастером.
– Вот об этом-то я и хотел поговорить.
– Вот ещё! Буду я с призраками разговаривать! Так и до психушки недалеко.
– Но ты уже со мной разговариваешь.
– Уходи, – Ксюня вдруг заплакала, помахивая на себя дастером, словно веером. – Уходи, окаянный! Я страсть как боюсь всяких Горазонов мёртвых.
– Ксюня, душа моя…
– Видела я твою большую душу! Под скатертью…
– Ксюня, послушай меня! Я скитаюсь между тем миром и этим, потому что кто-то убил меня. Я уйду, как только выясню – кто.
– Пашка, неужто и правда ты?! – всхлипнула Ксения Павловна.
– Я, Ксюня, ей-богу, я!
– Чем докажешь?
– Ды-ды-ды-ды-ды!!! – изобразил Пашка автоматную очередь. И заорал с выражением: – Косой, уходи, я прикрою!! Ну, стреляйте, гады, стреляйте! Что, боитесь Колю Батона?! Ага, суки ореховские, я вам сейчас устрою пипец, кобздец, и групповой секс по-батоновски! Ды-ды-ды-ды-ды-ды!!! – И нежно, с придыханием, полузакрыв глаза, зашептал: – Я люблю тебя, Катя! Так люблю, что хочу, так хочу, что люблю…
– Колька Батон из фильма «У страсти наглые глаза»! Как его Людка любила, как любила! А родила от Косого, дура… А Катька стервозиной оказалась, за бабки Антропологу отдалась, А Батон Антропологу глаза выколол и на Машке-детдомовке с горя женился. А она бесплодная оказалась, ребёночка в коляске от магазина угнала, а Кольке сказала, что сама родила. А Колька в деторождении не хрена не смыслил, поверил, что ребёночек от него, а тут Катька с животом объявилась, люблю, говорит, прими такую, как есть. Колька с расстройства напился, автомат разрядил в небо и к Катьке сбежал… А тут Машку-детдомовку за киденпис… киденпиг…
– Киднеппинг.
– За него, заразу, в тюрьму посадили. А Кольку на разборках с ореховскими сильно в живот поранили, и он из больницы по телефону памятник себе заказал из бронзы, сто метров в высь и пятьдесят в ширь с надписью «Я любил тебя, Катя, в натуре!». Хороший фильм, жизненный!
– Говно. Как и все сериалы. Как я хотел сыграть Гамлета! А играл Батона, Рябого, Хромого, Варёного, Копчёного, Пятнистого, Бархатистого, Колбасистого…
– Хто такой Гамлет?! – всплеснула руками Ксюня. – Хто его помнить?!! Быть – не быть, жить – не жить, выть – не выть, бить – не бить! Шукспир недоделанный, прости меня, господи! А Кольку Батона все знают! А Ваську Варёного вся страна под пельмени с водкой любила!