Воспоминание больно кольнуло в груди, заставляя помрачнеть. Уверенность в том, что отец ищет меня, добавляла к боли странный стыд и страх. Переживание за мать, не находящую себе место, лишь добавило к валуну внутри еще один камень, и, сжав губы в тонкую линию, я стараюсь контролировать этот всплеск чувств.

Пальцы сжали стакан сильнее, и, поднеся его к губам, чувствую дрожь в руке, невольно замирая и отпуская бокал, который успешно падает вниз, разбиваясь на осколки.

– Черт! – ругнувшись, оглядываю кухню, боясь разбудить Мичи и открывая ящики в поиске какой-либо тряпки, но вместо этого натыкаясь на ножи, и, приоткрыв последний шкафчик, вижу пару-тройку пистолетов с дополнительными обоймами.

Выдохнув, разглядываю их, ощущая странное и едва понятное желание поднести один из них к своему виску. Самоубийство уже не являлось самоцелью, более того, я не видела в нем смысла. Но что-то непонятное тянуло меня к оружию.

– Вив? – Джеймс, оказавшись совсем резко слишком рядом, заставляет меня среагировать слишком быстро, выхватив пистолет и направив его на грудь парня.

Он мгновенно меняется в лице, и если в прошлый раз Мичи был быстрее ножа, то теперь с пулей соревноваться было сложнее.

– Вив, - парень поднимает свои руки вверх, - все хорошо, слышишь?

Я не свожу с него пистолета, а слова парня почти утопают во внутреннем диалоге, который, заставляя меня бороться с самой собой, не дает определенного ответа на запросы об оружии.

– Я разбила стакан, - произношу, едва заметно качая головой.

– Ты поранилась? – спрашивает он тут же, не сводя с меня взгляда, и я оглядываю оголенный торс, который при свете лампы кухни выглядит лишь более рельефным.

– Нет, - тихо.

– Может, тогда ты дашь мне убрать осколки и уберешь пистолет? – произносит Джеймс, осторожно делая шаг вперед.

Я теряюсь, а мои противоборствующие стороны замолкают, воцарившись на него в абсолютной тишине.

– Да, - отвечаю замедленно, ощущая тепло его пальцев, медленно отнимающих пистолет, как тогда отец забирал у меня свою рюмку.

Мичи оглядывает мое лицо, изучая его, а затем касается подбородка, сжимая его указательным и большим пальцами. Тянет вверх, заставляя глядеть прямо в глаза, не имея права спрятать свой взгляд.

– Что случилось? – произносит он медленно и размеренно, но строго и холодно, словно следователь опрашивает подозреваемого.

– Я разбила стакан, - шепчу.

– Почему он упал? – парень спрашивает настойчивее.

– Я вспомнила отца, - отвечаю, тихо выдохнув.

Джеймс хмурится, и, отпустив подбородок, встает, отходя от меня.

– Иди спать, Вивиан, - говоря, вынуждает меня встать.

– А ты? – спрашиваю, остановившись у лестницы.

– Я буду чуть позже.

Закрываю глаза, оказавшись в кровати, и даю волю своим слезам, не понимая, по чему и по кому я плачу. Это не похоже на обычную истерику, не сопровождается всхлипами и разрывом бумаги, метанием вещей из стороны в сторону.

Мне хочется уснуть. И больше не просыпаться.

***

Я чувствую, как пальцы ног почти сводит от холода, и, опустив взгляд, вижу мох, покрытый снегом. Оглядываясь, чувствую, словно попала в мрачную версию Нарнии: не смотря на снег, лес был таким, словно находился в тумане уже несколько сотен лет, и солнце не могло пробиться сквозь белую пелену.

Видимость пропадает на метре над головой, и все, что я могу видеть, так это небольшой участок дороги впереди и раскидистые ветви елей, которые тоже были покрыты снегом.

Делаю шаг, надеясь согреться, найдя какое-то убежище, но, спустя несколько минут бесплодных блужданий по лесу, постепенно сковывающих мое тело, я ощущаю бессмысленность этого.

Услышав скрип сзади, резко поворачиваюсь от испуга, но не могу разглядеть что-то вдалеке. Устремившись туда, чувствую, как этот противный и чем-то знакомый звук наполняет голову, заставляя ощущать адреналин и странную боль.

И, замерев, я разглядываю неподвижную кровать, которая становится источником этого неизвестного скрипа. Дыхание становится тяжелее, а бесплотные образы меня и Джеймса начинают разгораться на ней, и мои крики, едва перебиваемые этой разваливающейся кроватью из мрачного подвала, звенят в ушах сильнее колокола. Я чувствую, как пружины почти вонзаются в мою спину, ощущаю боль внизу живота и сильный, невыносимый жар.

Кровать, на которой Мичи насиловал меня.

Я резко распахиваю глаза, видя парня, склонившегося надо мной в испуге.

– Вивиан? – его брови ползут вверх, а скрип кровати все еще прокручивается в голове, как виниловая пластина на старом граммофоне, зависая и заедаясь, а момент повторяется снова и снова.

Я кусаю губу, думая, что боль поможет мне отвлечься и окончательно вернуться к реальности.

– Тебе нужна разрядка, - он едва заметно качает головой, и я неуверенно киваю.