— Я тебя не отталкивала, просто Лидка смотрела…

— Я, наверное, с ума сошел. Я все время думаю о тебе! Хочешь, я всю ночь буду сидеть тут, под окном?

— Зачем? — засмеялась Валя.

— Чтобы просто быть рядом.

Битый час они шептались, протянув друг к другу руки, пока Вале не показалось, что Клавдия Петровна ворочается в соседней комнате.

— Все, иди! — испуганно прошептала она. — Мне будет очень неловко, если нас обнаружат в таком положении!

— В каком таком положении? Мы же ничего плохого не делаем!

— Я знаю, что ничего плохого, но все равно…

Она прогнала его, но тут же, едва он исчез за темными кустами, пожалела об этом. «Может быть, он сейчас вернется?» — с надеждой подумала она, вглядываясь в ночной сад. Из-за облаков выплыла луна, осветила все вокруг — его не было, он ушел.

Валя прекрасно знала, что завтра они увидятся, но все равно — ей стало так невыносимо грустно, что она заплакала. Она и сама не понимала, от горя или от радости она плачет — просто слезы лились, и все…

— Ну вот июнь уже прошел! — с досадой произнесла Лида. — Тебе не кажется, Пирогова, что время как-то чересчур быстро мчится? Вот так и вся жизнь пройдет…

— Да, еще чуть-чуть — и мы станем старухами, — вздохнула Валя.

— Ты вот, например, представляешь себя двадцатилетней? Хотя нет, быть двадцатилетней еще не так страшно… А лет в тридцать ты себя представляешь, а?

Валя задумалась.

— Тридцать лет… — страдальчески сдвинув брови, тихо произнесла она. — Боже мой, тридцать лет! Первые морщины и первые седые волосы… Морщины ведь именно в эти годы появляются, да?

— А лишний вес! — напомнила Лида. — Все старые тетки — толстые. Глупые толстые тетки, которые вечно бегают с авоськами и полдня проводят, стоя в очередях.

Валя не могла представить себя толстой. Сколько она себя помнила, она была тоненькой и легкой, словно балерина. Она посмотрела на свои руки, оглядела ноги, попыталась вообразить, как они будут выглядеть, если на них налепить несколько килограммов жира, — и не смогла.

— Я никогда не буду толстой! — сердито воскликнула она.

— Да-а, все так говорят… Ладно, идем дальше, а то здесь весь берег занят.

На эти выходные приехало очень много дачников — они оккупировали пляж, разводили костры, делали шашлыки, играли в волейбол и пили из пластмассовых стаканчиков водку.

По узкой тропинке девушки поднялись высоко вверх. Здесь берег был неудобный, обрывистый, зато людей почти не было. Расстелили полотенца и улеглись на них.

— Где же Ванечка твой? — насмешливо спросила Лида.

— До вечера он помогает матери — они там что-то делают на своем участке. А что?

— Да нет, ничего. Просто удивляюсь, что сегодня мы проводим время без его общества…

— Ты ревнуешь?

— Делать мне нечего! Ходит, как привязанный…

— Скажи лучше, что ты тоже так хотела бы, — довольно произнесла Валя.

— Как — так?

— Чтобы и Илья ходил за тобой с утра до вечера.

— Он и ходит, когда у него время есть, — с раздражением возразила Лида. — Пирогова, не забывай — он взрослый человек, он не привык зря время тратить. Кстати, он вчера признался мне, что я ему нравлюсь.

— Ты серьезно? — подскочила от удивления Валя. — Лидка, ты же так его обожаешь, и вот наконец-то…

Лида тоже села, сдвинула очки на лоб.

— Нехилый домишко, — сказала она, глядя на противоположный берег.

— А, ты про этот… Там адвокат один живет, очень известный, — понимающе кивнула Валя. — Гуров его фамилия.

— Да знаю я… — отмахнулась Лида. — Мы тут раньше вас живем, поэтому я лучше тебя все знаю.

Иволга в этом месте была неширокой, и дом Гурова хорошо просматривался с косогора, на котором сидели девушки. За добротным каменным забором со столбами, на которых стояли вазоны с цветами, виднелся старинный дом с розовыми колоннами, красивый, словно декорация в кино. Настолько красивый, что Валя с трудом представляла, как там могут жить люди. Наверное, они едят на серебряных тарелках, и в каждой комнате у них по видеомагнитофону…

Она смотрела на дом как зачарованная, и постепенно воображение у нее разыгралось. Валя представила себе Гурова — благородного строгого старика, его жену (ну как же без жены!) — тоже пожилую женщину чрезвычайно благородного вида. Вот они принимают у себя мать Вани и самого Ваню, помогают ему, и тот с помощью старика-адвоката становится тоже известным адвокатом, и Гуров, который к тому времени полюбил Ваню, словно родного сына (Валя не встречала еще ни одного человека, который относился бы к Ване плохо!), завещает дом ему. И однажды, спустя много лет, они вдвоем входят во двор этого дома, который к тому времени уже принадлежит Ване, и Ваня спрашивает: «Валя, тебе здесь нравится?»