Шрифт:
— Еще в больницу отправят. Пойдем, как-нибудь доплетемся.
Егор, взобравшись с Никоновым на второй этаж, нащупал у него в кармане ключ и открыл дверь квартиры. В коридоре худенькая, глазастая девушка расчесывала короткие волосы перед зеркалом.
— Здравствуйте! — сказал Егор, тяжело вздохнув.
— Ой, папа! — вскрикнула девушка и бросилась к двери. — Что с ним?
— Ничего, дочка, ничего. Просто я устал.
— Сюда, сюда, ведите его, вот наша комната.
Егор ввел мастера в маленькую комнатку, где с трудом умещались две кровати, стол, обшарпанный комод и три табуретки. Помог ему раздеться, уложил на кровать.
— Вот спасибо. Теперь отойду, — сказал Никонов.
— Ему бы чайку горячего.
— Да, да, как раз чайник вскипел, — спохватилась девушка. — Я сейчас.
Она выбежала из комнаты и вернулась с чайником. Налила чашку чая, отрезала ломтик хлеба, положила на него кусочек сахару, присела к отцу на кровать:
— Давай, папа, я тебя попою.
— Не, я сам… — Никонов приподнялся на локте, сунул в рот сахар, выпил несколько глотков.
— Спасибо! Теперь совсем хорошо. Буду спать.
Он закрыл глаза и сразу задремал.
— Сильно ослаб. Его подкормить надо.
— Мама пошла на базар менять свои платья. Может, что принесет…
«Должно, бедствуют», — подумал Егор и взглянул на девушку.
— Вас как зовут?
— Поля. А вас? — сказала она очень просто.
— Меня — Егор. Я еще в Северограде работал с Ильей Нилычем. А сам-то я здешний. Тут у меня родители… Вы дома будете?
— Я же работаю. Мне скоро идти. А мама должна вот-вот вернуться.
— Тогда пойду. Я быстро схожу, принесу что-нибудь. Надо Нилыча поправлять.
— Что вы, что вы! Мама не возьмет.
— А вы скажете — от Егора. Она знает. Ваш отец меня от смерти спас.
Егор надвинул шапку и выскочил из квартиры…
Мать, увидя Егора, радостно воскликнула:
— Батюшки! Наконец-то… Мы извелись, пока дозвонились в цех. Никто ничего не знает — и все тут… Еле дознались, что тебя оставили в ночную.
— Танки же делаем, мать!
— Знаю, знаю, Егорушка. Да ведь ты ишо еле ноги таскаешь. Этакое пережить довелось…
— Пятнадцать тысяч таких приехало…
— Ну ладно, ладно… Мойся скорей да садись, я тебя покормлю.
— Не до еды, мама, мастер у нас заболел… Илья Нилыч, что спасал меня от голода.
— Ой, что же с ним? Неужели тиф?
— Нет, от истощения он… Еле до дому довел. А дома кроме корочки хлеба ничего не нашлось. Жена ушла на базар менять барахло, а что там выменяешь?
— Я сейчас соберу чего ни то… Дед курицу привез и свинины — к празднику поросенка закололи.
— Собери, мама, собери. Надо его поддержать, а то помрет.
— Ладно. Ты мойся, да садись есть. Я все поставлю на стол. Ешь без меня, а я к Арсению Владимировичу сбегаю. К доктору вакуированному. У нас в доме живет.
— Только побыстрей, мама…
Егор поел, отнес в кухню посуду, а тут и Варвара Семеновна пришла с худеньким старичком, с седой бородкой, в очках.
Егор поздоровался с доктором, спросил, может ли он поехать на трамвае.
— Ничего, ничего, голубчик, как-нибудь доберемся.
— Вы подкрепитесь на дорогу, Арсений Владимирович, — предложила Варвара Семеновна. — Выпейте стаканчик чаю с домашним пирогом — бабушка нам привезла, грибной.
— Спасибо, не откажусь.
— И ты, Егорушка, садись. Это недолго.
Пока доктор с Егором пили чай, мать набила большую сумку продуктами и поставила в передней.
Егор с доктором доехали до Рабочего поселка на трамвае, а там было недалеко. Дверь открыла незнакомая женщина, спросила:
— К кому?
— Мы к Илье Нилычу. Это — доктор! — сказал Егор.
— Проходите, проходите — они в комнате.
Навстречу вышла еще не старая женщина, в платке на худеньких плечах, с печальными серыми глазами. Егор представил себя и доктора.
— Пожалуйста, проходите. Он проснулся, — сказала хозяйка, пропуская их в комнату, где у постели больного сидела дочь.
Доктор разделся, помыл руки, подошел к больному.
— Ну-с, как мы себя чувствуем, Илья Нилович? — сказал приветливо, словно лет десять знал и лечил больного.
— Спасибо, доктор. Сейчас получше.
Доктор пощупал пульс.
— Так, так… хорошо. Ну-с, давайте посмотрим, послушаем вас.
Пока доктор осматривал больного, Егор поставил сумку к столу, присел на табуретку. Жена и дочь помогали доктору.