– Одолень-трава...

Так и не смог Илья с полянкой сладить. Ни вдоль пройти, ни поперек, ни в обход. Как ни старался, а силой слова не переломишь. Измаялся только, по кустам да буеракам лазаючи. Ввечеру вернулся туда, откуда начал. Прилег возле полянки, так, чтоб видно ее было, правую руку в петлю булавы просунул, на случай гостей незваных, левую - под голову. Лежит, смотрит в небо, размышляет. Что ж делать-то? Назад воротиться - негоже, зеленоглазую поискать - тоже вроде как неказисто: мужик, а без бабы ни шагу. Оно, конечно, еще вопрос, что это за баба, а все одно неказисто. Ну, утро вечера мудренее. Светать начнет, снова попробую. Не получится - там уж и решу, как дальше быть. А пока - выспаться надо. Ан не тут-то было, не засыпается, и все тут. Только это ему кажется, что не засыпается. На самом же деле, сморил сон добра молодца. Не удивительно, - кого хочешь одолеет, будь ты хоть сильнее сильного, хоть слабее слабого, знаешь ли слово заветное, не знаешь, ему все едино. Проведет лапой пушистой по лицу, пошепчет что-то в ухо, - и все дела.

Спит Илья, и не чует, что спит. Кажется ему, будто наяву все происходит. Видит он, вышел кто-то из леса на полянку, к нему направляется. И еще - ночь кругом, а светло, ровно днем. Девка какая-то. В простеньком сарафанчике, чуть узором тронутым, коса русая до пояска алого, ноженьки босые, личиком славная, - идет, косу ручками теребит. Вроде как напевает что-то.

Ишь ты, не на того напала. Вскинулся Илья, будто ворога заприметил. А оно, может, так и есть: что это за девка, коли по ночному лесу шастает? Не девка это вовсе, а... Добро, поглядим, что за птица.

Не испугалась. Подошла поближе, головку к плечику склонила, улыбнулась. Ласково улыбнулась, одно плохо - глаза уж больно невеселые, нет в них той улыбки, что на устах.

– Одолень-трава?..
– произнесла.
– Знать, никак не совладать без нее с силой слова заветного?.. Что ж, коли надобно, ступай за мной, покажу тебе место, где траву ту добыть можно. Отчего бы и нет? Только знай, многие пытались...

– А ты, собственно, кто такая будешь? С чего это помочь решила? Аль в трясину манишь?

– Ну что ты, Илья, разве похожа я на трясинницу? Заряной родители звали, так и ты зови. Что помочь решила - не спроста. Нужда у меня в тебе есть, коли я тебе помогу, так, может, и ты мне поможешь.

– Чем же это я могу тебе помочь?

– Про то сама знаю. Да ты не бойся, многого не попрошу.

– Не бойся?!!
– Илья расхохотался; кабы и впрямь простой девкой была - куда уж как весело: взросла былиночка перед дубом.
– Ступай, Заряна, показывай дорогу к месту, где трава растет.

Идет за ней Илья, диву дается: за день все вокруг излазил-истоптал, а мест не признает. Вроде они, а вроде совсем не они. Вот этого ручья, его точно не было. А девка как раз свернула и вдоль течения идет. Нет, не идет; ногами перебирает, а земли будто и не касается. Недалеко отошли, ручей в речушку превратился, бежит себе спокойненько; лист сухой в воду упал, покружило его, да так где-то там за спиной и остался. Еще сколько прошли, разлилась речушка, словно пруд посреди леса. Продолговатый такой, длиной раза в два поболее, нежели вширь, а вширь - саженей десять. Только в пруд этот самый разве кто без головы сунется - потемнела вода, а по поверхности растения всякие плавают, что на мелководье не сыщешь.

– Вот и привела я тебя, - девка говорит. Остановилась, отошла к березке, рукой махнула.
– Добывай, коли сумеешь.

Коли сумеешь... Тут, окромя сумеешь, знать надобно, что добывать. Откуда ж Илье трава эта самая знакома будет? Он о ней только слыхивал. Листьев, вон, полно плавает, какой хватать? Который поближе? Уж больно в середину лезть не хочется. С одного взгляда видно - не простой прудик. Глянул на девку, а та стоит себе, косу в пальцах крутит. Разве палку какую найти, да зацепить... Тут вроде как движение какое в воде обозначилось. Поднимается что-то, из глубины - к поверхности. Медленно так поднимается, темное что-то и небольшое, с кулак размером. Заволновалась гладь водная, всплыли комья зеленые, замерли на чуток, да и развалились в стороны лепестками желтыми. Сколько ж их тут? Глядит Илья - цветы-то, их и на реке, что возле деревни, полным-полно. Это что же, и есть та самая одолень-трава? Снова глаза на девку скосил. Крутит, окаянная, косу, и все тут. Хоть бы знак какой подала. Наверняка ведь - обманки это. А как настоящий-то среди них отличить?

Пока стоял да раздумывал, туманом вроде как от лесу на воду потянуло. Не шибко густой, так, полосами. Где погуще, где пореже. И в этом самом тумане видит Илья, ровно огоньки по поверхности забегали. То есть не то, чтобы забегали, - вспыхивают, и сразу гаснут. Там вспыхнет, там полыхнет, и все ближе к одному месту подбираются. Подобрались, закружились, будто чаша - и разом опали. А на том самом месте - цветок распустился. Почти такой, как и прочие, но белый. Ясно сразу стало, где настоящий. Только попробуй - подберись. Можно, конечно, дерево какое завалить, да по стволу и подобраться, силушки хватит. Ан нет, не дурней тебя сюда люди хаживали. Чего уж проще, прихватил с собой топор, срубил лесину и рви себе. Так ни одной зарубки не видать. Должно быть, здесь и остались: вишь как вода заволновалась. И палки какие-то над поверхностью появились, на руки похожие. Гиблое место. Нельзя туда.

Вздохнул Илья. А тут ветерок легонький поднялся, развеялся туман, цветы закрылись и снова ко дну ушли. Ровно и не было ничего - померещилось.

– Ну что же, добрый молодец, - девка говорит, - хватило ума состорожничать, так может, хватит и договор заключить?

– Какой еще договор?
– недовольно буркнул Илья.

– А такой. Знаю я, чего ты здесь ищешь, знаю и как помочь. Проведу тебя мороком, укажу дорогу к стану разбойничьему.

– А взамен что попросишь?

– Они золото-серебро твое забрали? Вот и у меня кое-что... Вернешь себе - свое, а мне - мое, на том и поладим.