— Аббаты, — заявила она, — начинают свою карьеру в свете, изображая скромность и стыдливость. Мы в начале нашей деятельности также стараемся казаться крайне набожными. Мы украдкой смотрим на мужчин. Аббаты, скрывая нескромные взоры под широкими полями своих шляп, исподтишка наблюдают за женщинами. К нам приходят мужчины; к священникам в кельи проскальзывают женщины. Мы разоряем наших любовников. Аббаты при помощи своих любовниц делают состояния. Только мы благоденствуем, пока молоды, а они достигают благоденствия, когда состарятся. Мы рассудительны, а к концу жизни нередко становимся святошами; священники же, напротив, к концу жизни делаются развратниками. Мы занимаемся нашим ремеслом из-за нужды. Аббатами же чаще движет выгода; мир забирает самое лучшее, оставляя Церкви свои отбросы. Для государства и мы, и святые отцы являемся двумя разновидностями существ равно бессмысленных и никчемных; мы есть везде, без нас вполне можно обойтись, однако никто не знает, как это сделать.

Затем Розетта рассказала нам несколько забавных происшествий, случившихся с ней и тремя высокопоставленными духовными лицами. Мы изрядно посмеялись. Однако, дражайший маркиз, об этих происшествиях я умолчу, ибо один из моих братьев является каноником, а другой получает доходы с аббатства, и мне бы не хотелось выслушивать от них обвинение в разглашении секретов церкви.

Председатель проснулся, спустился к нам и удивленно воззрился на Розетту. Затем он подошел к ней, поцеловал и уселся прямо напротив нее, дабы иметь возможность любоваться ею в свое удовольствие.

Отдых освежил председателя; стакан сладкого вина вернул ему прекрасное расположение духа; общество женщин придало ему бодрости. Ощутив себя в полной силе, он тут же бросил вызов моей слабости. Должен признаться, я был посрамлен. Аржантина и Лоретта в душе торжествовали. Взор мой обратился к Розетте, испрашивая у нее прощения за все, что случилось, или, вернее, за то, чего не случилось; похоже, взгляды мои растрогали ее; несчастье случилось в ее присутствии, а посему она отчасти чувствовала себя в ответе за мою слабость.

Сначала надо мной подшучивали, потом подняли на смех. Председатель наслаждался моим смущением; гордясь полнотой собственных сил и кичась продемонстрированной мощью, он, усмехаясь, поздравил меня с былыми подвигами, совершенными на канапе.

Насмешки надо мной уязвили Розетту: она быстро сообразила, что обе сотрапезницы стремятся умалить ее собственные прелести. Она захотела нанести ответный удар; однако после того, что ей довелось увидеть, она явно опасалась за свою честь. Однако забавно получалось, черт возьми! Сохраняя свою честь, Розетта тем самым теряла ее! Она же отнюдь не была уверена в том, что, несмотря на всю свою красоту, сравнить кою можно было только с утренней зарей, сумеет повлиять на мощь новоявленного титана, коего предшественницы ее ввергли в состояние расслабленности.

Тем не менее она решила прощупать почву и улыбнулась мне; я ответил на ее призыв. Поймав мой взор, она с изумлением убедилась, что я готов сражаться во имя ее славы и уверен в своей будущей победе. И вот она, осушив бокал за богиню юности, произнесла несколько загадочным слов, проделала несколько таинственных жестов, и вскоре все стали свидетелями ее торжества. Ее осыпали восторженными похвалами; товарки, несмотря на ревность, единодушно постановили, что цветок, который она искусством своим заставила распуститься, воистину принадлежит ей и она с полным правом может сохранить его для себя.

Затем все встали из-за стола и отправились гулять по саду. Вернувшись, мы сели за карты. Председатель выигрывал — ему везло. Розетта сердилась. Впрочем, в карты она всегда играла плохо и часто повторяла нам, что, наверное, она ужасная грешница, раз ей никогда не идет карта. Однако передергивала она весьма ловко — на это у нее был особый талант. Я посоветовал Аржантине последовать ее примеру, и сия девица старалась вовсю. Председатель это заметил и потихоньку ухмылялся. Он, как, впрочем, и мы с вами, никогда не сомневался, что женщины мухлюют, даже когда собираются играть честно: увы, привычка — вторая натура. Ужин был превосходен; повар превзошел самого себя, и председатель необычайно возгордился: ведь это он отыскал сего кулинара! Именно повар правит бал за столом. К примеру, кто выше: великий математик, регулярно у вас обедающий, или повар, готовящий для вашего стола яства? Ответ прост: первый объедает вас, а второй вас кормит.

В конце трапезы Розетта и Аржантина принялись петь и усладили наш слух поистине бессчетным количеством песенок, одна веселей другой. Лоретта то и дело предлагала нам выпить и сама с радостью наливала игристое вино в наши бокалы.

Есть пределы всему, даже безумствам. Председатель пришел в мечтательное настроение; Лоретта увела его, желая развлечь; они удалились в сад. Однако в сопровождении подобного гида найти верный путь было гораздо сложнее, нежели заблудиться. Сбившись с тропинки, они, очевидно, упали в кусты, ибо, когда вернулись, платье Лоретты было совершенно испорчено и промокло от росы. Впрочем, полагаю, отправляясь гулять в сад, Лоретта отнюдь не собиралась любоваться звездами.

К великому сожалению, мне не удалось уговорить Розетту прогуляться вместе со мной. Зная, что в ее присутствии мои молодые силы крепнут, она, видимо, не хотела, чтобы я вернул ей нектар того цветка, что вновь расцвел благодаря ее стараниям. О, как мучительно великодушному сердцу сознавать, что тебе не дозволяют выразить свою признательность!

Ужин завершился, и мы сели в карету, винные пары выветрились и перестали воздействовать на председателя. Он вновь повеселел и принялся развлекать нас смешными историями. После подобных вечеров любви он бывал особенно остроумен.