Очевидной альтернативой было двинуться на Калугу — главную базу снабжения М.И. Кутузова, — находившуюся на расстоянии недельного пути к юго-западу от Москвы. Наполеон даже подумывал о том, чтобы оттуда повернуть в сторону крупного оружейного цента в Туле, располагавшегося по меньшей мере в еще трех днях пути к юго-востоку. Захват Тулы нанес бы тяжелый урон всей военной деятельности России. Взятие Калуги, возможно, позволило бы Наполеону овладеть несколькими складами и отрезало бы русским возможность последующего преследования его армии. Это также помогло бы удобным образом скрыть факт отступления. Из Калуги Наполеон мог ретироваться по сравнительно хорошей дороге, которая вела через Юхнов к Смоленску и Белоруссии.

Поскольку до наступления ноября и зимы оставалось всего две недели, Наполеон не мог позволить себе идти окольными путями и с проволочками. Из Москвы он мог взять с собой строго ограниченное количество продовольствия. Как всегда, больше всего проблем было с чрезвычайно объемным фуражом для лошадей. Каждый лишний день пути приближал наступление голода, зимы и распада армии. Конечно, Наполеону было гораздо легче прокормить свою армию и найти для нее пристанище вдоль дороги от Калуги до Смоленска, чем вдоль более широкой дороги от Москвы до Смоленска, однако эти преимущества не стоит переоценивать. Для того чтобы выжить, наполеоновской армии пришлось бы производить фуражировку на значительном удалении от дороги, а имевшая подавляющее превосходство легкая кавалерия русских сделала бы это невозможным. Французская армия никогда не могла и близко сравниться с той прочной дисциплиной, которая была характерна для русских арьергардов. Кроме того, состояние, в котором к концу октября находились лошади наполеоновской армии, свидетельствовало о том, что французским арьергардам не хватало двух ключевых компонентов: достаточно боеспособной кавалерии и мобильной артиллерии. Пока французы имели дело с численно превосходящей их русской кавалерии и конной артиллерией, они не могли рассчитывать, что им удастся спокойно провести планомерное отступление. Единственным выходом была скорость, а быстрое отступление легко превращалось в бегство.

По сути, к середине октября в распоряжении Наполеона не было безопасных вариантов. При отсутствии удачи и серьезных ошибок со стороны русских, наполеоновская армия в ходе отступления была обречена понести огромные потери. Если бы солдаты самовольно покинули свои подразделения и перестали подчиняться офицерам, катастрофа была бы неизбежна. В Москве пришлось собрать всю еду до последней крохи и организовать ее справедливое распределение через командную иерархию. Такая система не только являлась гарантией того, что каждый мог получить свою долю, но и служила действенным способом сохранения контроля и поддержания дисциплины. Излишний багаж, присутствие гражданских лиц и грабежи — все это требовалось свести к минимуму. Необходимо было своевременно предпринять элементарные меры предосторожности: например, подковать лошадей таким образом, чтобы они могли идти по льду.

Простое перечисление мер, которые надо было предпринять, более или менее соответствует тому, чего не случилось. Московский пожар со всей полнотой пробудил во французской армии инстинкт разграбления — начиная с первой крупной кампании Наполеона в Италии в 1796–1797 гг. пребывание его войск в той или иной местности всегда сопровождалось крупными грабежами. По наблюдению Ф.П. Сегюра, покидавшая Москву армия «походила на орду татар после успешного набега», но император не мог «лишить своих солдат плодов, доставшихся им с таким трудом». В то время как повозки ломились под грузом награбленного, часть обозов с продовольствием сгорела еще до выхода из Москвы. Во многих подразделениях поиск необходимого количества пищи быстро стал заботой каждого отдельно взятого солдата и офицера: по свидетельству Ф. Фезенсака, система распределения продуктов питания была несправедливой и хаотичной. А. Коленкур еще более зло отзывался о практически полной неспособности — чего можно было легко избежать — обеспечить лошадей зимними подковами, что, по его мнению, привело к падежу большего числа лошадей, чем даже голод. Замечание сэра Р. Вильсона о том, что «никогда еще отступление не велось столь неумело», можно было бы расценить как предвзятость противной стороны, если бы оно не находило подтверждения у Коленкура: «Привычка побеждать обошлась нам еще дороже во время отступления. Победоносная привычка всегда идти только вперед сделала из нас простых школьников, когда дело дошло до отступления. Никогда еще отступление не было поставлено худшим образом» [435] .

Наполеон вышел из Москвы 19 октября по Старой Калужской дороге, которая вела к ставке М.И. Кутузова в Тарутино. На полпути к Тарутино он свернул на запад на проселочную дорогу, которая вывела его на Новую Калужскую дорогу близ с. Фоминское. Его цель заключалась в том, чтобы выйти на дорогу к Калуге впереди Кутузова. Перемещения императора прикрывал авангард под командованием И. Мюрата. Русские быстро обнаружили присутствие противника вблизи Фоминского, и М.И. Кутузов выслал 6-й пехотный корпус Д.С. Дохтурова для атаки. Исключительно вовремя, вечером 22 октября, русские партизаны предупредили Дохтурова о том, что контингент противника у Фоминского представлял собой не отдельный отряд, но основные силы наполеоновской армии, включая гвардейцев и самого императора. Получив эту информацию, Кутузов смог остановить грозившую обернуться полным провалом атаку на превосходящие силы неприятеля и стремглав отправил Дохтурова на юг для того, чтобы тот перекрыл Новую Калужскую дорогу в районе небольшого города Малоярославец и тем самым не позволил Наполеону взять Калугу. Сам Кутузов двинулся по пересеченной местности из Тарутино к Малоярославцу на подмогу Дохтурову [436] .

Авангардом Наполеона на Новой Калужской дороге был крупный итальянский корпус под командованием императорского пасынка Эжена Богарне. Первые части этого корпуса переправились через р. Лужу вечером 23 октября и вошли в Малоярославец, городок с населением 1600 человек, с севера. На рассвете следующего дня с юга подошли первые полки корпуса Дохтурова и выбили противника из большей части города.

На протяжении всего дня на улицах Малоярославца бои шли с переменным успехом, а штурмы следовали один за другим. Около 32 тыс. русских сражались с 24 тыс. итальянцев. Если бы бойцам Эжена Богарне не удалось укрыться за прочными стенами Николаевского Черноостровского монастыря в центре города, вполне возможно, что русские выбили бы их из Малоярославца и оттеснили за реку. У русских было преимущество, поскольку они атаковали с возвышенности в направлении долины реки. Итальянцы Богарне дрались с безмерной храбростью и чувством собственного достоинства. То же самое можно было сказать и о русских полках, чьи ряды пополнились свежими рекрутами и ополченцами. На переднем плане атаки Д.С. Дохтурова находился, например, 6-й егерский полк. Он представлял собой прекрасное боевое подразделение, которое под началом своего вдохновенного шефа князя П.И. Багратиона, участвовало в Италийском походе А.В. Суворова 1799 г. и многих арьергардных боях в 1805 г. Однако во время боя при Малоярославце полк на 60% состоял из свежих рекрутов и ополченцев.

К концу дня Малоярославец, в котором преобладали деревянные постройки, сгорел дотла. В том же пожаре погибли сотни раненых русских и итальянских солдат, которые были не в состоянии спастись от огня. Узкие улочки городка являли собой ужасное зрелище: они были завалены телами, превращенными пехотой в тошнотворную массу из плоти и крови, и заставлены пушками, которые в течение боя то вкатывали, то скатывали по крутым речным склонам. С тактической точки зрения сражение закончилось более или менее вничью. Войска Наполеона удержали сам город, тогда как русские к концу дня заняли прочную позицию чуть южнее города, при этом перекрыв дорогу на Калугу. Понесенные потери также были приблизительно одинаковыми и в общей сложности составили 7 тыс. человек [437] .

К негодованию большинства генералов М.И. Кутузов на следующий день решил отступить к Калуге. Впоследствии он заявлял, что поступил так потому, что польский корпус князя Ю.А. Понятовского через маленький городок Медынь вел наступление на левый фланг Кутузова, угрожая отрезать его от Калуги. Тем временем после двухдневных колебаний Наполеон сам решил отступить на дорогу, которая вела через Боровск к Можайску и Московско-Смоленской дороге. Он принял это решение, несмотря на то что отступление Кутузова давало ему возможность двинуться по дороге, ведущей от Малоярославца на запад через Медынь к Юхнову и Смоленску. Возможно, он полагал, что будет быстрее и безопаснее пойти по большой дороге, чем искушать судьбу и двинуться вместе с армией и обозом по неведомым проселочным дорогам, кишащим казаками, при этом имея в опасной близости от себя армию Кутузова. Что бы ни подтолкнуло его к этому шагу, но попытка марша на Калугу окончилась катастрофой. Армия съела девятидневный запас провианта и на девять дней приблизилась к зиме, так ничего не добившись, не покинув пределов Московской губернии и по-прежнему находясь на пути к своей базе в Смоленске [438] .