– Возьмем в магазине и пойдем ко мне, - Дима встал со скамейки.

– Только если закус, а водка у меня с собой, - и Толя кивнул на портфель, который он поставил у ног.

По дороге к Диме зашли в супермаркет, купили колбасы, грудинки, маринованных помидорчиков, халвы на десерт, оба любили халву, и поднялись на верхний этаж Диминой пятиэтажки.

– Соседки нет, она редко бывает, старенькая стала, тяжко ей на пятый подниматься.

– Один живешь?

– Да, я давно в разводе.

– Сын у тебя, я помню, тетя Тоня говорила, - и Дима подумал, что вот они общались с матерью, пока она не переехала сюда, а он ничего об этом не знал. Ничего о жизни одноклассников, кроме скудных сведений, которые мать ему иногда сообщала.

Нарезали колбасу, хлеб, открыли банку маринованных помидор, Дима на всякий случай поставил варить картошку, достал и разогрел два небольших пирога.

– Покупные?
– спросил Толя, кивнув на пироги.

– Да, нет домашние.

– Сам, что ли печешь?

– Да нет, заботится обо мне одна хорошая женщина.

– Соседка?

– Нет, ещё и кроме соседки, подружка.

– Давно ты с ней?

– Года три.

– А что не женитесь?

– У нее сын, подросток, муж умер, она не хочет травмировать сына, привести ему другого отца, а так, дружок на стороне устраивает обе заинтересованные стороны.

Выпили, помянули Лиду, сидели, думали, каждый о своем. Дима молчал, не знал, что сказать, слова утешения не лезли из него, не выдавливались, не потому, что он не был огорчен и отнесся равнодушно к смерти одноклассницы, подружки и последние двадцать лет жены школьного друга, а просто не умел говорить эти казенные слова утешения, тем более, что сам был настолько потрясен, что нуждался в утешении.

Толя взял бутылку, чтобы налить по второй.

– Толя, мне пить нельзя, и я сильно отвык, сразу в голову ударило.

– Сейчас я тебя ещё не так ударю, - сказал Толя и налил себе полную, Диме чуть плеснул. Выпей ещё, а то я тебе сейчас такое расскажу, не знаю, как ты это и переживешь...

– Ты мне такую новость принес, хуже и не бывает, - Дима держал рюмку в руке, вопросительно смотрел на Анатолия.

– Давай, Димон, выпьем за детей наших, за наше продолжение в этом мире, за то, чтобы они нас любили и долго помнили, за наших с Лидой дочерей и твоего сына.

Дима кивнул, пригубил.

– Как сына зовут?

Дима видел, что Толя не решается сообщить, что хотел, ходит вокруг да около, но торопить не стал.

– Мишей.

– Михаил, значит. Михаил Дмитриевич. Видишься с ним?

– Одно время видел, но не общался, а сейчас уже лет восемь как совсем нет. Она не хочет нашего общения, и боюсь, что настроила против меня.

– Это может быть, что и настроила, а как ты видел, но не общался?

– К школе подходил, смотрел из-за ограды в толпе, тайком.

– Да...не ожидал я, что твоя жизнь так сложится, с собственным сыном видеться не будешь, а я думал: дети твои гордиться тобой будут.

– Да чем гордиться, в школе преподаю, скромный человек.

– Ну, не в обычной школе ты преподаешь, не тупиц учишь, которым до лампочки твоя математика. Пошел ты, значит, по стопам отца, он ведь был лучший учитель в городе, а ему даже заслуженного не дали, из-за этой стервы, его директрисы.

– Может быть, не только из-за этого...

– Ну не спорь, крови она ему попортила.

– Я и не знал, что ты был в курсе...

– Да ты что, очнись, Димка, весь город был в курсе...

Снова замолчали.

Толя, наконец, собрался с духом:

– Может быть, мы с Лидухой не так, неправильно решили, но ты пойми, это по молодости, в молодости мы все категоричны, и не я это решал, а она, а я ей всегда в таких вопросах доверял, знаешь...

Вот оно, думал Дмитрий, то, чего не было у нас с Виолеттой, не было доверия.

– А потом, перед смертью, она передумала, - продолжал Анатолий.
– И очень просила меня сказать тебе правду.

Дима напрягся, теряясь в догадках, о чем речь.

– А, правда Дима, в том, что старшая наша дочка, Наташка, не моя дочь, не от меня она..

– Нет, - сказал Дима, не веря, но вдруг догадавшись, о чем Толя, - нет, этого не может быть, это же какой-то мексиканский сериал.

– Да что там сериал! В жизни бывает запутаннее любых сериалов. Моя дочь, Наталья Анатольевна Воронова, на самом деле должна была быть Натальей Дмитриевной Паниной. Именно об этом просила сказать тебе Лида, её мать, и за этим я притащился сюда, еле нашел тебя, чтобы сообщить тебе эту новость и выполнить последнюю волю жены, а то она ночью приходит ко мне и попрекает, что я этого не сделал. Ох, Димон, видишь, до чего я дошел, призраки донимают.