– Договорился с ребятами, им они не нужны, они курящие, да и порыбачить любят. Водка им в самый раз, для согрева на рыбалке, а с крупой они всё равно возиться не будут, при своей-то картошке. В этом году ты в Зарамушки не ездил? Летом я имею в виду?

– Да вот, Коля звал, а не получилось.

– А зря не получилось, как сейчас были бы вовремя сухие белые грибы. С картошкой. Я завтра с утра хочу в Дмитров на рынок съездить, там мясо дешевле, чем в Москве почти в два раза. Поедешь со мной?

– Не смогу, у меня с утра занятия.

– Тогда давай деньги, сколько есть, я и тебе куплю. И знаешь, мне не охота сейчас в Москву тащиться, а потом в Дмитров. Я у тебя переночую, уеду на электричке, а уж от тебя на машине домой махну, а мясо в рюкзаке принесу.

Валера удачно съездил на Дмитровский рынок, привез говядины по 15 рублей за кг, а не по25, как она стоила на Московских рынках, три десятка яиц, и кг домашнего сыра.

Дима оказался с мясом и даже с крупой, и варил себе супчики. Была осень 1990 года. До того, как Гайдар отпустит цены, и прилавки наполнятся продуктами, оставалось полтора года. И эти полтора года населению России надо было как-то пережить.

10

Огород копали лопатами, Колина тарахтелка отдала концы ещё в прошлом году, а купить новую не представлялось возможности.

С утра, до жары выдержали три часа без перекура, а потом легли на поношенное застиранное байковое одеяло, расстелив его на траве возле старой яблони. Густые ветки её, хоть и не покрытые листьями, всё же давали некое подобие тени.

Дима с непривычки к физической работе устал, распластано лежал, глядел в небо, синеющее сквозь замысловатый узор, образованный переплетением корявых веток яблони, в пол-уха слушал брата.

– В нашей стране безумных идей и диких преобразований, - сказал Коля, - нужно быть готовым ко всему. На прошлое лето Женькин детский сад закрыли на лето, сбагрили детишек родителям, вот Женя и оказалась свободной. Она с Шурой и Петром всё лето здесь прожила, кролей и кур выращивала, да потом ещё и с козой связалась. И зря ты к ним не приехал. И помог бы и сыт был.

А козу пришлось зимой в гараже держать, и она намерзлась, бедная. Весной я настоял, чтобы продали. А соседи наши, у них земли нет, они кроликов на балконе развели, а что, трое сыновей, все рты разевают, а родителям в эти рты и положить нечего. Вот и возвращаемся к натуральному хозяйству, в начало 19 века среди телевизоров и стиральных машин. Наверное, только в Африке хуже нас живут. Гуманитарную помощь получаем. А от кого? От немцев, которые войну проиграли. Хорошо, наши отцы не дожили до этого позора.

Дима оторвался от созерцания кривых ветвей, перевернулся на живот, присоединился к разговору:

– Отец рассказывал, как тяжко после войны в Германии было, для населения по распоряжению военных властей супчики варили и выдавали. В очередях стояли голодные немцы. А теперь, вот они нас кормят. Так вот обернулось противостояние систем.

– Кормят, да не досыта.

– Хоть так. Но обидно.

Помолчали.

– Понимаешь, - Дима продолжил разговор, так как работать не хотелось.
– Маркс разработал теорию капитализма, прибавочную стоимость, перепроизводство, кризисы, монополизм, но теории развития экономики социализма не создал. При социализме всё сваливают в одну кучу, и потом распределяют, а распределяющий, естественно ведет себя по законам человеческой природы, сначала себе, потом другим.

А другой, тот, который производит, но плоды его труда ему не принадлежат, видит, что, как ни работай, всё равно всё уходит на сторону, и начинает работать спустя рукава. Появляется аппарат подавления таких иждивенческих настроений, который тоже ничего не создает, а есть просит, и как и в былые времена на Руси, один с сошкой, семеро с ложкой, так всё и остается. И в глубинах социализма возникают капиталистические отношения, подпольные производства, которые производят то, что плановая экономика забывает запланировать, и с этим тоже борются, а с другой стороны, те, что стоят у кормушки, хотят и детям эту кормушку передать, а это не так просто: дача государственная, машина служебная, зарплата только пока ты на должности.

И вот это всё и приводит к распаду социализма, и распад этот идет по инициативе сверху и конечная цель его не возрождение России, а захват государственной собственности в наследственное владение, с тем, чтобы передать эту собственность детям и внукам.

– А нам ничего не перепадет?

– Ничего, это всё не для нас делается, но всё же, я думаю, через некоторое время станет жить легче, им всё равно придется выйти на свободный рынок, а он и заполнит прилавки, как это случилось во времена НЭПа. А если бы НЭП продолжили, то мы сейчас не так жили.

– И после войны быстрее поднялись бы...
– сказал Коля.

– Если она состоялась бы, эта война...

Дима встал, отряхнул соломинки, прилипшие к штанам:

– Ну что, ещё покопаем хоть полчаса и обедать? А то, если русских соберется больше одного, то тут же разговор о политике и высоких материях.

– Потому и плохо живем, всё только говорим, - Коля тоже поднялся с земли.

– Или наоборот, говорим о политике, потому что плохо живем...
– засмеялся Дима.

– Сейчас вскопаем, а девятого надо будет уже сажать, главное, чтобы погода была, - Коля глянул на небо.