вне империи. Нет сомнений: он точно считал себя тем, кто сможет поймать таких людей и

вернуть назад.

– Я говорю о настоящей свободе.

– Да, которой у меня никогда не было. Спасибо, у меня было семнадцать лет, чтобы это

понять.

– Для человека, который обучался управлению эмоциями, ты слишком быстро

вспыхиваешь, - его брови поднялись.

– Обучался? – я засмеялась так, что даже стало теплее. – Разве не видите, насколько я

неподготовлена? Я всю жизнь провела, не имея настоящей свободы, скрываясь от вашей

империи. А могла бы оттачивать своё мастерство, которое сейчас очень пригодилось бы.

И если я злюсь, то это только потому, что вы не можете сдержать гнев.

– Я не злюсь.

Мои пальцы превратились в кулак. Я почувствовала вспышку ослепляющей боли

животного, которое, скорее всего, было забито на императорский стол. Но эта боль не

могла затмить моего гнева. Антон прав, он не злился.

– А должен, - сказала я, несмотря на то, что его лицо выражало лишь любопытство. И

внутреннее состояние полностью отвечало этому. Это значит, что я могла успокоиться. Во

всяком случае, не усилить свои чувства.

– Ты никогда не отвечаешь за собственные эмоции? – спросил он.

– Просто они слишком часто принадлежат кому-то другому, - мои зубы стиснулись.

Почему он не сердился? Там, в монастыре, он был достаточно зол. Почему сейчас он

просто показывает мне, насколько я глупая?

– Тебе слишком сложно понять разницу?

Я прикусила язык, чтобы не сказать что-то лишнее. Он бы не стал снова меня изводить.

Этот разговор надоедал. Я бы попыталась разгадать то, что он чувствует более подробно и

почему он управляет тройкой один, но тогда мне придётся самой рассказывать слишком

много секретов: откуда я, почему сбежала, и, самое ужасное – горькая правда о том, что я

самая плохо подготовленная Прорицательница на грядущую должность.

– Валко сделает из тебя котлету, - после протяжного молчания, Антон покачал головой.

Я вспыхнула и отодвинулась так далеко, как смогла, пока мое бедро не оказалось на

холодной стороне саней. Я не нуждаюсь в очередном напоминании о своих мрачных

перспективах из его уст.

– Я буду спать, - сказала я так, будто мои нервы усыпить было так просто.

– Замечательно, - он продолжал управлять поводьями, чтобы лошади бежали быстрее. –

Спи, пока можешь, Соня. Скоро ты поймёшь, что лучше бы я выбрал кого-то другого.

Я нахмурилась, пытаясь поудобнее улечься в санях. Что он имел в виду? Он хотел сказать, что в его силах дать мне другую жизнь? Я вспомнила, как он стучал сапогом по полу, как

смотрел на меня. Он знал, что я буду не лучшей Прорицательницей. Конечно, он хотел бы

выбрать кого-то другого, так как должен был служить династии и брату. Я думала об

этом, пока цоканье лошадей не замедлилось, а спокойное дыхание не рассеяло мои мысли

и гнев вместе с ними.

Засыпая, я слышала своё имя снова и снова, где-то в чертогах моего сознания. То, как он

это говорил. Может, это потому, что из его уст это звучало впервые. Или, возможно, в

этом шепоте – Соня – скрывалась жалость, которую принц проявил хоть к кому-то. К

такой девушке, как я.

Ирония была в том, что мне больше не хотелось его сострадания. Мне просто хотелось

убежать от всего того, кем я была, что делала, что сделаю или просто остаться в состоянии

безразличия.

ГЛАВА 6

Попавший на нос снег заставил меня проснуться. Резкий свет прорвался сквозь веки, как

только я их открыла. Я поняла, что в санях одна, а лошади опустили головы в

разбросанное вокруг сено. Я села. Всё тело болело, ведь так, в неудобном положении, я

провела немало часов.

Где же Антон?

Справа от меня оказался какой-то дом. Вдалеке, над сверкающим снегом, сияла деревня, с

дымом из труб буквально в каждом домике. Стало быть, там будет удобная гостиница и

хорошая горячая еда, мягкая кровать. Тогда зачем мы остановились именно здесь?

Антон ошибался, если думал, что я буду оставаться в санях так долго, как ему нужно. Я

встала, и одеяло тут же спало с меня, приземлившись прямо у ног. Это было определённо