Минут пять продолжается препирательство. Наконец Рафиг не выдерживает:

– Не веришь мне, спустись вниз, спроси у дежурной.

Однако меня на этом не проведешь: я хорошо знаю, что для пущей убедительности Рафигу не

составляло никакого труда заранее договориться с дежурной, дабы разыграть меня по полной.

Увы, все оказалось правдой! Именно в этот день премьер-министр Павлов сделал то, что сделал –

приостановил хождение крупных купюр.

И вот сидим мы в гостинице за тысячи километров от дома и пересчитываем имеющуюся

наличность. А она, как водится, исключительно в стольниках и двухсотках. Ведь по привычке

тратишь сначала помельче, потом – покрупнее, оставляя на «закуску» самые крупные. Так просто

удобно в командировке.

Спускаемся вниз. За номер ставшими в одночасье не деньгами, а разноцветными бумажками у

нас… не берут. Ну и а идиотскую ситуацию попали тысячи таких, как мы, по всей стране

благодаря родному правительству. Ведь теперь ни билетов не купить, ни поесть. Вообще ничего.

Вместо того чтобы заканчивать дела, идем в горисполком. Пробиваемся на прием к зампреду.

Объясняем. Он говорит, что сам сделать ничего не может, но в местной сберкассе сидит человек, в обязанности которого как раз и входит решать подобные проблемы. Идем туда. Там, естественно, очередь: не одни мы в командировке. Становимся в хвост. Ждем. Потом решаем: я

буду стоять до победного, а Рафиг все-таки отправится по делам. Чуть так не сделали. Хорошо

услышали мужики, стоящие впереди и сказали, что поменять деньги могут только лично каждому, дабы не было злоупотреблений. Не слабо, да? Злоупотребление собственными средствами – это

что-то новое даже для перестройки.

Наконец добрались до заветной цели. У нас строго проверяют командировочное удостоверение, узнают цену билетов до Тюмени, оттуда в Москву и в Ашхабад, накидывают пару червонцев на

гостиницу и столько же – на еду и, наконец, меняют. Причем вышеозначенную сумму вписывают

в… паспорт в графу «Особые отметки». На вопрос «А это еще зачем, ведь законом подобные

записи не предусмотрены (да и кто мог такой идиотизм предусмотреть?)» нам объяснили:

– Дабы по прибытии в Ашхабад, мы не смогли энной суммы поменять еще и там.

Иными словами, полная гласность и демократия!

***

Как быть, если жить уже надоело, а для самоубийства еще не созрел?

***

Сижу в кабинете. Звонок. Звонкий девичий голос:

– Это заместитель главного редактора?

– Да.

– Вы видели, что ваша газета сегодня напечатала на последней странице?

Внутри все обрывается: коллеги меня поймут.

– Извините, сейчас возьму номер, посмотрим вместе. Так, я вас внимательно слушаю.

– Взгляните на снимок вверху и на подпись.

Гляжу. В кадре – купол церквушки. Подпись гласит: ее собираются реставрировать.

– Посмотрел… И ничего… такого… не увидел… Что вы имели в виду?

– Как не видите?! Вам что, вылезло?! Заместитель редактора называется! Почему вы строите тут

свои храмы, агитируете за это в газете?! До каких пор вы будете издеваться над нами?!! Всю

жизнь вы, русские, душили нас… И сейчас продолжаете, – срывается на крик девушка.

Я пытаюсь сказать, что снимок и текстовка нейтральны, что «Туркменская искра», в первую

очередь, ориентирована на русскоязычного читателя, что, если на то пошло, лично я – и не

русский вовсе, а украинец, и мой народ никак не мог душить туркмен. Трубка издает короткие

гудки.

***

Узнал бы Плеханов, кого напринимали в СССР в партию, в гробу бы, несчастный, перевернулся. А

Ленин от стыда наверняка бы сбежал из мавзолея. Только два факта, однако, они очень точно

отображают всю ситуацию.

Первый секретарь (!) Челекенского горкома КПТ Мамедов подал заявление о выходе из рядов

КПСС. Причем «играть в политику», изображать новоиспеченного диссидента не стал – написал, как есть: «В связи с тем, что не повысили в должности». В Марыйской области секретарь одной из

первичных парторганизаций раздумал «быть в авангарде» на том основании, что ему не выделили

«Жигули».

Что сказать? Мы пожинаем то, что сеяли в течение многих десятилетий. Величайшей глупостью