Прошло несколько дней. Флагманский врач вызвал меня к себе.

– Дело есть. Один из эсминцев готовится к длительному плаванию. Как тебе известно, работы медицинской службе в этот период исключительно много. Штатный доктор корабля должен уходить в отпуск. На тебя возлагается задача подготовки корабля. Я понимаю, что для тебя эта задача исключительно сложная: нет опыта. Подробный инструктаж получишь у флагманского врача соединения капитана Огнева. Эсминец стоит во Владивостоке. В заводе. Надо ехать туда. Вопросы есть?

– Да, один. Финансовый.

– Ясно. Держи червонец.

Снова предстояло проделать путь. Теперь уже в обратном направлении. Во Владивосток. Настроение было нормальное. Командировочное предписание в кармане. Конкретное дело впереди. Отдых кончился. Флотская машина втянула в свой постоянно движущийся конвейер еще одно молодое честолюбивое тело. Конвейер остановить нельзя. Даже если он начинает гнать продукцию не высшего качества. Изношенные или же дефективные части его постоянно заменяются новыми: одни – на пенсию, другие – по статье “за дискредитацию высокого звания советского военнослужащего”, третьи – в места не столь отдаленные или окончательно: из жизни. Хорошо, что третьих и четвертых меньше: здорово отвлекают от работы. На флоте покойников не любят. Так же, как и больных.

Комфортабельный автобус, великолепная своей живописностью дорога. Шкотово. Артем. Владивосток. Всего четыре часа пути. Всего. В Белоруссии 150 километров считается исключительно дальней поездкой. К ней начинают готовиться за месяц. Суетится народ. Волнуется. (Аж в Минск! Господи!) На Дальнем Востоке расстояния сжимаются. Например, два с половиной часа полета из Советской Гавани во Владивосток считаются легкой прогулкой. “Сто рублей – не деньги. Тысяча километров – не расстояние”. Эта крылатая фраза дальневосточников стала своеобразной визитной карточкой. Можно гордиться своей исключительностью. Сердце уже не сжимается при взгляде на карту Союза. (Быстро, однако).

Приехав в город, я отправился на поиски эсминца. Дело осложнялось тем, что пропуска в завод у меня не было. Грозный призрак знаменитой ВОХРы стоял перед глазами. Неприступность и неумолимость. Бдительность, доведенная до высших пределов. Обшарпанный наган на боку.

Проходная завода представляла собой широко распахнутые ворота, через которые проходила ветка железной дороги, и стоящую в стороне деревянную будку. За маленьким окошком виднелось равнодушное лицо бдительной охранницы – олицетворение непреодолимого барьера для злоумышленников и диверсантов. Я привлек к себе внимание охранницы стуком в окошко.

– Что надо?

– Я на эсминец “Веский”. По заданию ЦРУ должен его сегодня взорвать. Прошу разрешения пройти.

– Валяй! Без тебя тошно.

Озадаченный лейтенант побрел вдоль ржавого ряда кораблей и судов, стоящих в ремонте. Перепрыгивая через швартовые канаты, посадившие мертво на цепь гений человеческой мысли, уклоняясь по сигналу проносившихся электрокаров, которые в большинстве своем во всех направлениях сновали без груза, я, наконец, добрался к месту назначения. Поднявшись по сходке, брошенной с юта на пирс, был остановлен матросом с сине-белой повязкой на рукаве.

– Таварыщ лейтэнант. Командир вахтэнный пост на ютэ матрос Шарафуриков. Цел вашего прибытия? Кому и как о тэбэ доложит?

Фигура выражала готовность к действию. Под глазом – желто-зеленый синяк.

– Послушай, братец (такое обращение к матросу приобщало к великому флотскому братству). Кто же тебе фингал поставил?

– Старшина замэчаний дэлал.

Представившись командиру, я выслушал ряд наставлений, смысл которых сводился к следующему:

– Пока ты еще юнец и дурак. Офицером станешь года через три-четыре. То, что тебе поручена подготовка корабля – козни флагманского врача. Но одна положительная сторона в этом есть: будет кому фитили вставлять за срыв подготовки. Работать мы тебя научим. Не хочешь – заставим.

– Почему вы считаете меня бездельником и разгильдяем, даже не узнав моего имени? Я же прибыл вам помочь!

– Ты что, лейтенант? И в мыслях не было, извини. Однако... посмотрим. Все. Иди.

Расстались. Один – ошарашен (док), другой – озадачен (командир).

– Да! Борзой лейтенант (флотск.)...

Самолюбие было задето. Ответственность за жизнь и здоровье моряков требовала кропотливой, вдумчивой работы. Тем, кто знает флотскую медицину, известно, что план подготовки корабля по медслужбе к длительному плаванию включает в себя до сотни пунктов. Причем он отличается от плана культурно-массовых мероприятий тем, что должен выполняться фактически. Здесь отметку “вып.” просто так не поставишь. Совместно с капитаном Огневым план был составлен, указаны даты мероприятий. Огнев дал четкие указания: как, кому и когда давить на мозоль и совесть, чтобы все пункты были выполнены. Сел в свою карту и уехал в... Тихоокеанский. Командир план утвердил, напомнив лейтенанту, что план должен выполняться безукоризненно. Бумага обрела силу закона. Человек – бесплатное приложение к ней.

Надо сказать, что планированию на флоте отводится особое место. Это – главное в деятельности офицера. Все звенья бюрократической машины беременеют планами ежедневно, принося двойню, тройню, а то и десяток маленьких планчиков сразу. ГШ ВМФ, получив указание по телефону или маленькой бумажке из канцелярии министра, тычет указующий перст в командующего одним из флотов: к такому-то сроку подать свои предложения по использованию кораблей в районе таком-то. Командующий флотом предложения подает: “Любой из моих кораблей выполнить почетную задачу готов, однако лучше использовать такие-то”.