— Ты сошел с ума, — повторил Мерлин, и Гарри вдруг засмеялся.

— Когда ты говорил мне это в последний раз, я еще мог делать глупости.

— Ничего не меняется, — Мерлин закатил глаза, — в этом ты по-прежнему профессионал.

— Как там, — Гарри кашлянул, — как там отбор в Галахады?

— Отложен на неопределенный срок. Слишком много работы. В Лондоне сейчас никого из действующих, и я заберу еще и Ланселот, боюсь.

— Забирай, я не думаю, что мне нужна такая тщательная охрана, — Гарри пожал бы плечами, если бы мог. За последний год его всегда невыразительное лицо обрело богатейшую мимику, но он все еще пытался оставаться бесстрастным. — Эггзи справляется.

— Кто будет охранять тебя от Эггзи?

— Я все еще кое-что могу, Мерлин, — сварливо отозвался Гарри. Мерлин заинтересованно поднял брови и медленно произнес:

— Я буду следить за ним. Стандартных средств должно хватить. Мои люди наблюдают издалека, Гарри, но ты понимаешь, что если что-то случится, то счет обычно идет на секунды.

— Это мальчик из семьи, которую я осиротил, Мерлин. Не убийца, не террорист, не злой гений со старыми счетами. Какого черта?

— «Мальчик». Это я хочу спросить, какого черта, Гарри.

— У тебя все?

Мерлин поднялся и потянулся за пиджаком. Набросил на плечи, никуда не торопясь, разглядывая лицо Гарри. А потом нагнулся, опираясь руками о спинку коляски, и пробормотал почти беззвучно:

— Может, Рокси и права. Если бы не эта чертова коляска, я бы поверил в тебя прежнего. Что с тобой сделал этот пацан за два дня?

— Тебе честно ответить? — Гарри дернул уголком рта.

— По возможности. Мое воспитание и протокол пока не позволяют мне взломать записи с твоих очков. Пока.

— Он сказал мне, что я мудак с серебряной ложкой в заднице, который думает о себе невесть что. Что у меня мерзкий характер и выправка самого блядского командира из его учебки, и даже хуже. И что я больной извращенец.

— Он нашел мистера Пиклза, полагаю.

— Нет, я просто попросил его побрить меня опасной бритвой. К мистеру Пиклзу он не заглядывает. Это странно, Мерлин, я думал, он будет более любопытным. Но он не залезает в комнаты, которые ему не показывают.

— Откуда тебе знать?

— Он все время рядом.

Гарри не лгал. Он вообще не имел такой привычки, напротив, он предпочитал правду прочим видам оружия, разве что делая иногда исключения для зонта. К зонту Гарри питал слабость.

Еще одной слабостью Гарри Харта всегда был алкоголь.

И тяга к риску, в конце концов.

Все три допущения Гарри своими слабостями не считал, но это был Гарри.

Наклевывалась четвертая, — подумал Мерлин, неторопливо отставив в сторону бокал с виски.

Он даже не мог вспомнить, когда завел привычку пить на работе что-то крепче чая, но подозревал, что это было как-то связано с недавним концом света.

Мерлин изменил своим принципам и воспитанию в тот же вечер, вернувшись к себе, с легкостью убедив себя, что делает это ради безопасности Гарри. Ну и вдобавок, Гарри нельзя было удивить слежкой, он привык к ней так же, как привык по утрам бриться, сам, а потом и с чужой помощью.

Мерлин просмотрел двадцать часов записей с очков Гарри, вскрыв старый канал, признанный нерабочим официально с момента отставки Гарри. Это было не совсем так. Канал был признан нерабочим, но не стал таким. За Гарри просто перестали следить через очки, оставив внешнее наблюдение на штатных сотрудников.

Но канал работал. Гарри исправно писал день за днем своей жизни, не прикрывая ничего, то ли по старой профессиональной привычке, то ли назло Мерлину и своему прошлому. На его рассеянность рассчитывать не приходилось — Гарри никогда не бывал рассеянным всерьез. Скорее, он просто оставил любезно приоткрытой дверь своей комнаты — взгляни, если желаешь. Как воспитанные люди не заклеивают конверт, передавая его через чужие руки.

Из расчета, что никто туда не заглянет — или точно сунет свой нос.

Мерлин тяжело вздохнул, ставя запись на паузу, и потер переносицу под очками.

Эггзи катал Гарри в коляске по дому, в какой-то момент презрительно фыркнул на пандус на лестнице и стал втаскивать Гарри наверх, взваливая тяжелое неподвижное тело на спину и матерясь в голос. Мерлин видел, как Гарри кладет голову набок, устроив ее на плече Эггзи, камера давала боковой вид и записывала тяжелое злое дыхание.

Эггзи забывал о Гарри, залипнув на экран телевизора, но потом, оправдываясь, устраивал его на софе перед ящиком, укутав во все одеяла, и очень долго бегал из кухни в гостиную, пытаясь приготовить правильный чай. Казалось, Гарри доставляло удовольствие командовать и — господи боже — капризничать.