Аким вздрагивает: вот так встреча. Парень бросился в глаза на лекции в Университете Личности, где Аким преподавал основы индивидуальности и достиг немалого успеха, неутомимым трудом заслужив нынешнее положение. Аким — кандидат на получение научной степени, как минимум престижной, как максимум гарантирующей свободное оплодотворение. Малика днем и особенно ночью изо всех сил мечтает о том, как станет матерью и — сама! — воспитает детей. Подобные грезы — явное отклонение от нормы, почти извращение. Но… подопытные крысы спариваются не только для удовольствия.

«Аким, — страстно шептала жена, ускоряя ритм, — ты хочешь продолжить род?..»

Боль — падальщица у трупа: грызет ногу, выискивая, чем бы насладиться, изгваздать острое рыльце. К-28 слабеет с каждой минутой.

— Помогите!..

Нет ответа.

Людской поток. Термопласт упирается в спину.

Разве Аким мог самостоятельно дойти сюда? Или доползти? Нет, конечно, его бросили. Дервиш с дружком и эта, непокрытая, больше некому. Освежевали, будто овечью тушку, и оттащили к блочной развязке. Сцедили сквозь зубы шанс на спасение — медики рядом, копы еще ближе? Или возжелали усилить страдания жертвы, кинув вблизи тысяч людей?

Под хребтом эстакады завис полицейский сканер — обычный, диаметром с мяч для файтинга. Прошелся над толпой, поведением напоминая ремонтный бот, привлеченный сигналом неисправного механизма. В полис-пирамиде, где копы дуреют от безделья и отращивают бока, пожирая тонны кебабов, на «картинку» поглядывает оператор.

— Эй, — захрипел Аким, — я ранен…

Сканер приблизился — полосатый, сине-белый шар. Несколько секунд изучал скорчившегося двадцать восьмого, а затем — Аким мог поклясться — пренебрежительно отвернулся и, взмыв над людским морем, застрекотал винтами по неотложным патрульным делам.

Роботом управлял планетарный Искин, в подчинении которого находились не только полицейские сканеры — вообще все. И Хозяин Сущего отказал Акиму в праве называться человеком!

— Тварь! Отрыжка даджжала!!! — выкрикнул Аким. Дико хотелось, чтобы неуничтожимый сканер взорвался, рассыпался дождем осколков. Вспомнились истории об изгоях и не прошедших контрольную сверку. Двадцать восьмой пропускал глупые байки мимо ушных мембран, не желая верить в домыслы стрингеров. И вот тебе — вляпался…

…Полумрак парковки, в трещинах бетонных колонн — фосфоресцирующая плесень. И, как назло, никого поблизости. Двадцать восьмой тяжело дышал. Он не мог поверить в этот бред! Вспышка боли — запредельно яркий фейерверк в светофильтрах. Скальпель вонзился в голень. Не во сне, а наяву.

— Нет! Не на-а-а-ада!!! — завопил Аким.

— Надо. Еще как надо. — Грязные ногти вцепились в ногу, рывок — и дервиш сжимает окровавленный кусок плоти, инфодовесок, оплетенный трубками сосудов. — Тебе надо. Ты же плодотворно творческий.

— Я?!

— Ты. Конструктивно измененный. Давай теперь, приспосабливай среду.

За спиной дервиша возникли две тени. Миг — и трансформировались в людей: скуластого парня и худенькую девушку. Улыбаясь, глядели на Акима.

— Помогите, — прошептал двадцать восьмой, вызвав хохот троицы.

— Обязательно поможем, не сомневайся.

Цепляясь нитью за колтуны волос, дервиш снял ожерелье. Аким моргнул, еще раз, и еще… Нет, зрение не обмануло: бусины — самые настоящие инфопланты! Десятка два, не меньше. Парочка детских личинок. Пяток стариковских куколок. Остальные — примерно одного размера и окраса.

— Нравится? — Девушка заметила взгляд Акима.

— Нет! Нет!!!

Дервиш расхохотался, ловко распаял оптоволокно, заострил скальпелем кончик и…

…нанизал окровавленный инфоплант.

Очередной трофей пополнил коллекцию.

Двадцать восьмой потерял сознание.

Тогда.

Не сейчас.

«Процесс индивидуализации рассматривается как вторичный по отношению к социализации… рефлексивное обособление человеком своего «Я» от исполняемых им социальных ролей… в ситуациях общения… через культивирование способностей в актах деятельности…» Дервиш скакал у черного хитина скарабея, подволакивая ногу, пуская слюни и невпопад цитируя выжимки из лекций. Едва Аким лишился инфопланта, невидимка приобрел вполне конкретные очертания.

Без инфопланта Искин не мог транслировать единственно верную картинку. Взамен двадцать восьмой получил реальность, в которой существуют не только законопослушные граждане.

И бартер ему не понравился.

Воспоминания…

…грязный оборванец, нелепый на фоне белых воротничков и строгих девичьих никабов. Чужак, как и студенты, законтачил ЦНС с университетской сетью, а значит, и с лобными долями Акима — дабы напрямую перенимать мудрость преподавателя, по традиции озвученную вслух. Надежно пришабренный экзо позволял двигаться по аудитории без отрыва от сети, надзирая за юным поколением, буйным и шаловливым. Студенты обожают тискать студенток под партами. А ведь до совершеннолетия ни-ни, да и после — только вступив в законные отношения.